Меня удивило то, что он приглашает меня в свой экипаж, как бы для того, чтобы разделить его участь; я не сказал ему об этом ни слова, тем более что был уверен, что у него не было мысли о какой-либо опасности, иначе [бы] он нарочно не присоединил меня к себе, и два дня мы объезжали город и его окрестности вместе, а в моей коляске ездил Л. Ф. Дорлиак, или в одиночестве, или с каким бы то ни было случайным спутником. Мы буквально не разлучались эти два дня. Вместе мы были на скачках, где также легко могло совершиться покушение Багрова²⁷, вместе были в Лавре, вместе вошли и вышли вечером из Купеческого сада, где покушение Багрова благодаря темноте, толкотне и беспорядку могло удасться еще гораздо проще и где, как оказалось потом, Багров находился в толпе, заполнявшей Купеческий сад.

Вместе же мы приехали в 8 ч<асов> вечера 1 сентября в городской театр на парадный спектакль, с которого я должен был прямо ехать на вокзал для возвращения в Петербург, так как решено было, что более мне делать было нечего.

2 сентября утром государь должен был ехать на маневры, вернуться к вечеру 3-го или даже вечером в тот же день уехать в Чернигов, вернуться в Киев 6-го рано утром и днем того же числа уехать совсем в Крым через Севастополь.

Эта программа была целиком и пунктуально выполнена; смертельное поранение Столыпина и его кончина ни в чем не нарушили заранее составленного расписания.

В театре я сидел в первом же ряду, как и Столыпин, но довольно далеко от него. Он сидел у самой царской ложи, на последнем от нее кресле у левого прохода, а мое место было у противоположного правого прохода.

Как я уже упомянул, я должен был прямо из театра ехать на поезд, вещи мои были отправлены на вокзал с курьером, а моего секретаря Дорлиака я просил во время последнего антракта справиться, где стоит наш экипаж, чтобы попытаться легче найти его при выходе.

Во время первого антракта я выходил в фойе разговаривать с разными лицами, а затем, желая проститься со Столыпиным, я подошел к нему во втором антракте, как только занавес опустился и царская ложа опустела. Я застал его стоящим в первом ряду, опершись на балюстраду оркестра. Театральная зала быстро опустела, так как публика хлынула в фойе, и на местах остались по преимуществу сидевшие в задних рядах кресел.

Столыпин стоял вполоборота от царской ложи, разговаривая со стоявшим около него бар<оном> Фредериксом и военным министром Сухомлиновым, кое-кто еще оставался в первом ряду, но кто именно, я не заметил.

Когда я подошел к нему и сказал, что прямо из театра, после следующего акта, я еду на поезд и пришел проститься, спрашивая, нет ли чего передать в Петербург, он сказал мне: «Нет, передавать нечего, а вот если вы можете взять меня с собой в поезд, то я вам буду глубоко благодарен. Я от души завидую вам, что вы уезжаете, мне здесь очень тяжело ничего не делать и чувствовать себя целый день каким-то издерганным, разбитым».