– Чего держишься в сторонке? Иди к нам, с миром надо работать, а не в одиночку. Разногласие – вздор. Вон сухое дерево! Решили срубить, чего же тут толковать, как рубить. Взял топор и срубил.

«Не помню всех ее доводов, но помню, что они были до неловкости примитивны и направлены против вреда излишних умствований. ‹…› Спорить с ней было невозможно; как старый верующий человек, она возражений не воспринимала, пропуская их мимо ушей. ‹…› Шел от нее с той неловкостью в душе, с какой должен был идти неверующий после беседы с Иоанном Кронштадтским»[1208], – вспоминал Поссе.

Кропоткины встретили Брешко-Брешковскую и «приютили у себя как родную»[1209]. Уверенность в успехе «бабушке» придавало то обстоятельство, что Николай Чайковский, имевший репутацию «анархиста и сотрудника П. А. Кропоткина»[1210], переводивший на русский язык его работу «Государство, его роль в истории», недавно примкнул к эсерам. Вдруг и с Кропоткиным получится?

Несомненно, им было о чем поговорить как людям одного поколения и даже одного дружеского круга. Когда-то Брешко-Брешковская была знакома с петербургскими «чайковцами», и кому, как не ей, было знать подходы к старому соратнику. К тому же Екатерина Константиновна обладала семилетним опытом нелегальной деятельности и информацией о революционной работе в десятках регионов. Общение с ней представляло большой интерес для Кропоткина.

И действительно – они до того подружились, что позднее даже весело танцевали. Об этом пишет лидер партии кадетов Павел Николаевич Милюков (1859–1943), познакомившийся с Кропоткиным в феврале 1904 года. Он наблюдал их случайную встречу на квартире знакомых политэмигрантов: «Свидание стариков было самое задушевное, и после угощения оба пустились в русский пляс. Надо было видеть, как бабушка Брешковская кокетливо помахивала платочком, павой приплясывала вокруг своего кавалера. А Кропоткин увивался кругом ее гоголем. О, матушка Русь! Крепко засела ты в сердцах этих неумолимых противников русской старины»[1211].

Но еще до приезда Екатерины Константиновны Кропоткин уже многое знал о партии эсеров. Источников информации было достаточно. В октябре 1903 года его друг Клеменц писал, довольно негативно рассуждая об этой партии: «Социально-революционная партия возбуждает против себя тем, что у нее нет ясной программы и схемы будущей деятельности»[1212].

По свидетельству Брешко-Брешковской, об эсерах Кропоткин высказывался с симпатией, но проявлял большую осторожность и был склонен резко критиковать их позицию. Прежде всего, для анархиста Кропоткина была неприемлема слишком умеренная программа этой партии, не посягавшая на государство.