Конечно, каждая из политических сил в действительности понимала всю наивность таких оторванных от реальной жизни речей. Предприниматели могли вдоволь посмеяться в тиши своих деловых кабинетов над призывами старика помочь в социалистическом переустройстве России: они как раз в это время закрывали предприятия и массами увольняли рабочих. Сочувственно отзывавшийся о Кропоткине Милюков выделил из речи Кропоткина лишь лозунг провозглашения республики, но годы спустя даже не мог вспомнить, о чем еще говорил старик[1717]. Вероятно, он счел остальное в его речи откровенно неважным или слишком наивным…

Не приняло «нового» Кропоткина и российское анархистское движение. Издание харьковских анархистов «Хлеб и Воля» даже назвало выступление на Государственном совещании «политической смертью» ветерана и откликнулось на него особым «некрологом»: «Тяжело было нам присутствовать при этой мучительной агонии. Но еще тяжелее было слышать его голос на московском совещании, где П. А. Кропоткин как анархист умер для нас окончательно… Посвятивший всю свою жизнь борьбе с государством, Кропоткин принял участие в государственном деле. Он старался лишить трудящихся их права на самоосвобождение и, забывая о шествующей социальной революции, убеждал совещание в том, что и после революции будут победители и побежденные, будут взимающие и платящие контрибуции. Указывавший всегда на гибельно-разрушительную работу власти, он защищал демократически-республиканский строй с крепким правительством, которое явно и тайно распоряжалось бы судьбою народа, укрепившего бы капитализм и толкавшего бы массы на новые и новые бойни во имя его процветания»[1718].

Ругали, хоронили как анархиста… В чем-то были правы, конечно, но все же… «Редки, исключительны были Кропоткины, которые сами отказались от министерских портфелей, от должностей посланников, от комедии выборов»[1719], – напишет анархист Александр Атабекян в ноябре 1917 года. И верно, все ли из тех, кто тогда ругал его, Петра Кропоткина, отказались потом от престижных должностей? Все ли они имели моральное право бросить в него камень? Все ли поступили, как анархо-синдикалист Всеволод Михайлович Волин, в недалеком будущем – один из создателей Конфедерации анархистов Украины «Набат» и виднейший участник махновского движения, «дядька Волин», о котором, как и о «батьке Махно», крестьяне-повстанцы пели песни? Он отклонял посулы большевистских властей и отказывался от ответственных постов – если верить историку Полу Авричу, вплоть до поста наркома просвещения Украины[1720]. А вот, например, анархо-синдикалист Владимир Сергеевич Шатов (1887–1937). Вместе с большевиками он будет одним из организаторов Октябрьского переворота. А потом, в годы Гражданской войны, займет посты комиссара петроградской милиции, министра путей сообщения и иностранных дел Дальневосточной республики. Или Илья Моисеевич Гейцман (1879–1938) и Герман Борисович Сандомирский (1882–1938), занявшие важные посты в аппарате Наркоминдела. Первый стал консулом в Китае, работал в дипломатической миссии РСФСР в Чехословакии, второй – руководил Балканским отделом наркомата. И правда, «редки, исключительны Кропоткины». Не Гейцманы, не Сандомирские и не Шатовы…