В Петербурге, вероятно, не думали, что все эти вопросы уже решены третьего дня самим Витте. Последний соблюдал внешнюю корректность, обращаясь для формы за указаниями, но действовал самостоятельно. Конечно, это мог позволить себе только Витте, ибо никто другой не взял бы на себя подобной ответственности. Для нас представлялось лишь непонятным, почему в числе неприемлемых условий, перечисленных в телеграмме, значилась также уступка Южно-Маньчжурской линии и предоставление рыболовных прав на нашем побережье. По-видимому, в Петербурге думали, что японцы очень добиваются мира и готовы отказаться от всех своих притязаний, или же там питали какие-то иллюзии и надеялись руководить переговорами. Во всяком случае, там заблуждались. Насколько я заметил, петербургская несговорчивость не произвела на Витте никакого впечатления. Прочтя эту телеграмму, он тотчас же телеграфировал, что наш ответ уже передан японцам. Телеграммы писались им в перерыве между заседаниями, у нас на глазах, почти без помарок и переделок. Лишь иногда он просил присутствующих не говорить слишком громко и не мешать.

Сегодня мы завтракали в Неви-Ярд за одним столом с японскими секретарями, но на разных концах стола. Барон Комура и Такахира отсутствовали. Сергей Юльевич, Розен и Перс завтракали тут же за отдельным столиком. После завтрака Витте послал меня в нашу гостиницу за своими инструкциями. Не понимаю, для чего они ему понадобились, ведь он все равно поставит на своем. «Кстати, – прибавил он, – узнайте время ухода ближайших пароходов, на днях, верно, придется уехать». Не знаю, был ли это блеф или же он действительно думал, что японцы не захотят даже обсуждать наш ответ и что дело кончится разрывом.

<…> Исполняя поручение Сергея Юльевича, я поехал за инструкцией в гостиницу, и хотя шофер несся полным ходом, но все же поездка в Вентворт и обратно, около 30 верст, заняла целый час, и я вернулся в Неви-Ярд лишь к трем. Совещание было в полном ходу. Очевидно, японцы решили продолжать переговоры. Обсуждался первый пункт нашего ответа о предоставлении Японии преобладающего положения в Корее. Витте нервничал и был возбужден. Японцы же упорно твердили одно и то же. Был момент, когда спор принял резкий характер, и стало казаться, что японцы хотят сорвать переговоры. Настаивая на предоставлении Японии преобладающего влияния и свободы действия в Корее, барон Комура требовал такой редакции, которая не подавала бы повода ни к каким двусмысленностям или неясностям. Особенно горячие споры вызвал щекотливый вопрос о суверенитете Кореи, на котором энергично настаивал Витте, говоря, что это вопрос международного принципа, касающийся всех держав. Барон же Комура возражал, что с корейским правительством у Японии уже есть соглашение, ограничивающее его внешние сношения, и что посему суверенитет Кореи уже не существует. Тогда Витте предложил, чтобы было сказано, что японское правительство не предпримет ничего без соглашения с корейским императором. Ко-мура ответил, что не может согласиться на что-либо, что стеснит свободу действия Японии в Корее. Витте должен был уступать, заявив, что, в сущности, Россия не имеет интересов в Корее и что она даже готова поддержать японские притязания в этой стране.