По этому поводу Комура констатировал появление в газетах сведений о переговорах, отчасти верных, отчасти вымышленных. Разоблачения эти, по его мнению, приносят вред и могут вызвать недоразумения, а посему он предлагает впредь не делать газетам никаких сообщений, кроме официальных. Витте ответил, что ввиду чрезвычайных обстоятельств настоящей минуты трудно предупредить такие сообщения и вообще изолироваться от печати, тем более что среди находящихся здесь журналистов есть несколько, с которыми он давно лично знаком. К тому же много сведений получается, как видно, прямо из Токио. Поэтому единственный способ предупредить появление разоблачений и ложных сведений было бы оглашение всего, что делается. Но такая радикальная мера, само собою разумеется, представляет значительные неудобства. Другое же средство – дать взаимное обязательство не сообщать журналистам решительно ничего. Конечно, такое обязательство должно соблюдаться обеими сторонами, иначе оно теряет всякое значение. Хотя Комура ответил, что он предпочел бы последнее решение, но, по-видимому, каждая сторона решила поступать, как ей удобнее. Японцам нужна была тайна, и они продолжали секретничать. Русским же, по мнению Витте, нужна была широкая огласка, и, несмотря на обещание, он повел свою линию, т. е. осведомлял печать о происходившем.

Сегодняшние переговоры велись на четырех языках, и, по-видимому, так будет и далее. Витте говорил по-французски и, когда не находил слов или хотел выразиться убедительнее, то переходил на русский, причем переводил Набоков. Барон Комура говорил по-японски, а переводил на французский язык Адачи. Барон Розен вмешивался, когда Витте просил его разъяснить какой-нибудь вопрос и вообще когда видел, что перевод не совсем точен. Во время обсуждения послы курили, особенно много курил Витте. Мы же, т. е. секретари, слушали и записывали. Витте говорит негромко, но скоро, иногда скажет по-французски, затем переведет по-русски. Если ему казалось, что Набоков или Адачи перевели неудачно, он обращался к содействию Розена. Такахира курил молча, изредка перекидываясь словами с бароном Комурой.

После утреннего заседания японские уполномоченные отправились в гостиницу, обещав вернуться к трем часам. Витте и Розен поехали прокатиться по окрестностям. Я с князем Кудашевым занялись расшифрованием полученной из Петербурга телеграммы. Это был ответ на телеграмму Витте. В ней высочайше повелевалось отказаться от пяти японских требований, а именно: об уступке Сахалина, уплате контрибуции, уступке Южно-Маньчжурской железной дороги, передаче военных судов и предоставлении рыболовных прав на нашем побережье.