«Наполеон I добрался до Москвы, но мы его прогнали и контрибуции не заплатили. Если бы в тот момент, когда он находился в Москве, мы заключили мир, то и тут вряд ли французам удалось бы получить контрибуцию. Японским войскам, я думаю, до Москвы еще далеко, так что я совсем отказываюсь допустить мысль о контрибуции».

Только один раз Витте проявил излишнюю раздражительность. Это было на заседании по вопросу о разграничении русской и японской частей железной дороги. Комура нарочно придирался и хотел, видимо, вызвать острый конфликт, т. к. ему уже становилось понятно, что Витте сводит все дело к деньгам, ибо знает, что при перерыве переговоров по такому поводу общественное мнение было бы на стороне России. Во время этого заседания Витте раза два делал вслух по-русски нелестные замечания по адресу японцев, так что мне пришлось на лоскутке бумаги написать: «один из японцев понимает по-русски» – и передать ему. Комура также плохо владел собою, и на одно из резких замечаний Витте ответил: «Г<осподин> Витте поневоле терпит присутствие японских войск в Маньчжурии; быть может, он добровольно стерпит мое присутствие на этой конференции».

«Барон Комура остается при прежнем своем мнении», – перевел я, и все присутствующие, понимавшие, что я сказал, молчаливо одобрили мое вольное обращение со словами Комуры.

В заседании 1/62[181] августа, на котором последовало формальное принятие наших условий, Витте во время разговора с Кому-рою взял бумажку, написал: «А что вы думаете, что скажут на это государь и Россия?» – и передал мне. Я тем же порядком ответил: «Государь не сразу, но поймет, а Россия, наверное, скажет спасибо». Витте никогда не задумывался над своим ответом, говорил свободно и ярко. Комура часто делал длинные паузы, обдумывал, жевал свою мысль. Витте все время выдерживал тон, будто исход переговоров не представляет собою вопроса, сколько-нибудь затрагивающего жизненные интересы России. А между тем он мне сказал 23-го утром, что с 15 числа ни одной ночи не спал.

Японцы почти не принимали журналистов. Между тем всех нас, и в особенности самого Витте, они осаждали непрестанно, и разговоры с ними очень его утомляли. Американцы были особенно настойчивы и пронырливы.

Однажды вечером Витте сказал мне по секрету, что на другое утро к нему в Navy Yard приедет секретный курьер от президента. Об этом только что сообщил Розену г. Перс и просил соблюсти строжайшую тайну. Поэтому я должен под каким-нибудь предлогом поехать в Портсмут, а оттуда в Navy Yard. «А мы с бароном Розеном поедем кататься на автомобиле и заедем туда же». Так мы и сделали.