Мы ничего против Философова не возражали, но сам Философов энергичнейшим образом отнекивался от чести.

Можно себе представить, какое впечатление произвел на всех этот разговор. Уходя от Витте, все, конечно, были заняты своей судьбою. Шипов заявил, что он будет ждать, пока сам государь объявит ему о его отставке. Оболенский энергично объявил, что готов на коленях умолять государя не увольнять его из синодальных обер-прокуроров, так как он начал целый ряд реформ, которые нужно довести до конца, причем Синод никакого отношения к Думе не имеет. Большинство, однако, было того мнения, что отставка Витте равнозначна отставке кабинета. Я в этом не сомневался ни минуты, и меня интересовал только вопрос, когда и в какой форме мы ее получим; самый факт отставки мне рисовался как избавление от тяжкой ответственности и от навязанного мне каторжного труда, который я взвалил на себя из чувства долга, а не по собственной охоте, а потому ожидаемая развязка меня не только не пугала, но, напротив, искренно радовала, сознаюсь в этом прямо и без всякого ложного стыда.

В следующую пятницу, 21 апреля, Витте созвал нас всех последний раз. Приехал и П. Н. Дурново, которого председатель особенно просил непременно быть. Открывая заседание, он заявил, что оно не будет деловым, а созвано лишь для беседы. Он нам объявил, что отставка его принята и что получили тоже отставки Дурново и Акимов; что касается остальных, то ему ничего не известно, так как он государя не видел, а извещен о своей отставке его величеством письменно. Он просил специально приехать сегодня П. Н. Дурново, для того чтобы прочесть при нем письмо, которое он написал государю, так как в этом письме говорится о нем, Дурново, и ему кажется необходимым, чтобы он знал, что о нем написано, и чтобы не вышло, что он, Витте, скрыл от него свое мнение. Дурново выслушал знакомое нам всем письмо совершенно спокойно, и на меня это спокойствие произвело такое впечатление, как будто ему, хотя бы в общем, было уже известно содержание письма. Со своей стороны, он сообщил, что он во время последнего своего всеподданнейшего доклада спросил государя о своей дальнейшей судьбе, причем его величество изволил указать, что считает нужным, хотя и с сожалением, расстаться с ним; тогда он подал прошение об отставке.

После этого началась непринужденная беседа, в которой выяснилось, что хотя никому из нас, кроме троих, получивших уже отставку, ничего пока не объявлено, увольнение всех дело уже решенное, причем намечены уже и известны наши преемники, хотя с некоторыми из них идут еще переговоры. Преемник Витте уже назначен, хотя назначение это еще и не опубликовано: это Горемыкин – самый решительный политический противник Витте, занимавшийся в течение всей зимы последовательною критикою всех его мероприятий и всей его деятельности. Было известно, что он не только ругал на чем свет стоит нашего председателя во всех петербургских гостиных, но писал даже записки государю с нападками на внутреннюю политику правительства, предрекая чуть ли не гибель России.