Тот факт, что Казанцев не был опознан, Столыпин объясняет тем, что будто бы лицо Казанцева было изуродовано.

Любопытнее всего, что Столыпин вдруг становится защитником законности. В ответ на указание Витте, что не были произведены обыски среди членов монархических организаций, имена которых неоднократно упоминались в следствии и причастность которых к делу несомненна, Столыпин гордо заявляет, что «для того чтобы производить обыски и аресты и привлекать к следствию, необходимы и законные, и достаточные основания».

Курьезно звучит это заявление Столыпина, при котором не только обыски, но и аресты и высылки производились без всяких законов и на незаконных основаниях.

Не менее лицемерно заявление Столыпина, что он «решительно не усматривает, каким образом правительство могло бы, при усвоенном нашим законом начале независимости судебной власти, по своему разумению направлять судебное следствие и указывать, как его вести, кого привлекать и т. п. Подобное вмешательство в ход следствия по какому бы то ни было делу я считаю принципиально недопустимым».

Тот, кто жил в эпоху Столыпина, хорошо помнит, как столыпинский кабинет и его министр юстиции Щегловитов считали «принципиально недопустимым воздействовать на независимых судебных властей».

Витте не оставил этого письма без ответа. Он довольно едко пишет Столыпину, что ввиду обилия занятий ему, Столыпину, очевидно, некогда было ни вникнуть в дело, ни составить ответ, почему он и поручил кому-нибудь из своих подчиненных сделать это за него.

«Выбор, – заявляет граф Витте, – оказался неудачным. Если бы он, Столыпин, – продолжает Витте, – имел время ознакомиться с делом, то он увидел бы, что Казанцев даже жандармам показывал удостоверение Охранного отделения, что паспорт на имя Олейко был передан Казанцеву Буксгевденом, а на удостоверении Казанцева о принадлежности его к Охранному отделению имеется соответствующая печать и подпись генерала Герасимова».

Дальше Витте указывает, что напрасно Столыпин ссылается на то, что Казанцева нельзя было узнать. Лицо его вовсе не было обезображено, как видно из протокола, составленного на месте убийства. Трудно было узнать Казанцева на некоторых фотографических снимках, ибо фотография очень плохая.

В конце письма после нескольких очень едких замечаний граф Витте просит, чтобы было назначено новое расследование во главе с независимым и самостоятельным сенатором.

Припертый к стене, Столыпин ничего не нашел лучшего, как сообщить гр<афу> Витте, что его просьба о пересмотре следственных материалов была им, Столыпиным, доложена царю, и царь соизволил начертать высочайшую резолюцию: