Я обещал доложить обо всем государю, но сказал, что для меня необходимо видеться лично с гр<афом> Витте, дабы потом не было с его стороны каких-либо нареканий на то, что я сделал что-либо без его прямого ведома.

Мы расстались самым сердечным образом. Графиня Витте горячо благодарила меня, сказавши, что она никогда не сомневалась в моем благородстве и что она уверена в том, что я и не подозреваю, как почитает меня ее муж, который постоянно говорит обо мне в самых нежных выражениях и твердит всем и каждому, что величайшее счастье для России – иметь во главе правительства именно меня. На другой день я получил от нее письмо, которое сохранилось в немногих моих бумагах, которые удалось спасти от полного разгрома моей квартиры. Вот оно:

Понедельник 16 апреля 1912 г.

Дорогой Владимир Николаевич!

Я рассказала мужу об нашем дружеском разговоре; он был смущен, что надоедаю вам, и сказал: раз его величество ему изволил сказать, что он его положение устроит, то Сергей Юльевич должен уверенно ждать решение государя.

Что же касается материального положения, то увеличение его казенного содержания его никоим образом устроить не может. Материальное положение могло бы быть облегчено только единовременной выдачей нескольких сот тысяч рублей, и тогда он мог бы быть спокоен. Понятно, муж был бы очень рад повидаться с вами и переговорить, но боится отнимать ваше драгоценное время своими мелкими личными делами, зная, как вы заняты.

От всего сердца желаю вам счастливого пути и прекращения всех мерзких интриг, которые направлены против талантливого и умного председателя [Совета] министров и министра финансов.

Благодарю вас, дорогой Владимир Николаевич, за ваше постоянное дружеское и доброе отношение к нам.

Искренно вам преданнаяМ. Витте

Получивши это письмо и не успевши еще ни ответить, ни даже протелефонировать гр<афу> Витте, я получил от него на другой же день запрос по телефону о том, когда он может заехать ко мне в Ливадию.

В тот же день он был у меня перед самым моим обедом. Начал он разговор с того, что его жена была у меня без его ведома, так как он решил сам никого о себе не просить, тем более что ему известно, что его близкие друзья говорили о его невыносимом положении государю, и последний ответил, что хорошо об этом осведомлен и будет говорить с министром финансов. Если же его величество этого до сих пор не сделал, то, очевидно, не желает, и, следовательно, бесполезно ему надоедать разве, что «вы возьмете мое дело в руки и поможете мне выйти из такого положения, при котором я буквально доедаю последнее, что у меня осталось, а жить на нищенское жалование, после отнятой аренды[239], т. е. на какие-то 24 тыс. руб. в год, я давно уже отвык».