Князь Ромодановский, власти которого были подчинены до мятежа эти четыре полка в тех видах, чтобы он наблюдал на границах за польскими смутами, обезглавил по приказу из каждого полка по одному. Впрочем, к каждому из бояр подводили по одному стрельцу, чтобы те отрубали им голову; сам царь, сидя в кресле, смотрел на всю трагедию.

Седьмая расправа 27 октября 1698 года

Это было наказание попов, конечно тех, которые, обнося иконы и желая привлечь чернь на сторону стрельцов, призывали в обычных богослужениях у алтарей помощь Божию на успех нечестивого замысла. Судья избрал местом казни обширную площадь перед храмом Св. Троицы (он главный в Москве). В качестве заслуженной награды за столько тысяч крестных знамений и благословений, дарованных мятежному отряду, попов ожидал позорный крест. Петлю несчастному готовил и набрасывал придворный шут, одетый в поповское одеяние, так как считалось греховным предавать попа в руки палача. Второму попу один думный отрубил голову топором и положил труп на позорное колесо; и доселе еще колесо и виселица, находящаяся в непосредственной близости от святого храма, являют всем туда входящим свое преступное бремя и открыто говорят об огромной тяжести злодеяния.

Его царское величество смотрел из колымаги, когда попов вели на казнь, и обратился с краткой речью о злом умысле попов к народу, стоявшему вокруг большою толпою; к этому прибавил он и угрозу, чтобы никто из попов не дерзал затем молиться Богу с подобными намерениями. Немного раньше казни попов два брата бунтовщика были колесованы живыми перед кремлевским замком, причем у них были перебиты голени и оконечности, а двадцать других мятежников лежали бездыханными вокруг колес, будучи обезглавлены топором. Два колесованных брата смотрели на третьего, находившегося среди этих трупов. Их горестным стенаниям и воплям может вполне поверить только тот, кто раньше взвесит хорошенько в душе всю силу их мук и болей. Я видел переломанные ноги, крепчайшими узлами привязанные к колесу, так что при соединении стольких страданий самым сильным я признал бы то, что осужденные не могли никоим образом пошевелиться. Жалобные крики их несколько тронули душу проезжавшего мимо царя: он сам подошел к колесам и обещал виновным более скорую смерть, а затем даже безнаказанность, если они откровенно признаются.

Но те, став гораздо более упорными на колесе, не давали никакого другого ответа, как только [такого], что они ни в чем не признаются и уже почти искупили свою вину; поэтому царь предоставил их борьбе со смертью и поспешил к Новодевичьему монастырю. Перед этим только что названным монастырем были воздвигнуты тридцать виселиц, образовавших фигуру квадрата, на которых повышены были двести тридцать стрельцов, а трое самых главных, которые собирались подать Софье свою просьбу об управлении ею царством, были повешены держащими в руках просьбы и притом так близко к самым окнам Софьиной спальни, что Софья легко могла достать повешенных рукою. Вероятно, это было сделано для того, чтобы всячески усилить у Софьи угрызения совести, и, как я полагаю, это же побудило ее надеть монашеское платье⁹ и перейти в лучшее положение в жизни.