Рузвельт, вполне очевидно, ревниво отнесся к встрече Черчилля со Сталиным в октябре 1944 года. Он попросил премьера позволить послу Гарриману присутствовать на всех важнейших беседах. Но обстановка предвыборной борьбы в США диктовала осторожность, и Рузвельт запретил Гарриману подписывать какой бы то ни было документ, каким бы общим он ни был. Уже тогда становилось ясно, что президент ждал окончания предвыборной стихии, когда трое глав великих держав смогут встретиться с глазу на глаз. Пока же он телеграфировал Сталину: «Идет глобальная война и нет буквально ни одного военного или политического вопроса, в котором Соединенные Штаты не были бы заинтересованы… Моим твердым убеждением является то, что решение до сих пор незакрытых вопросов может быть найдено только нами тремя вместе». Это придавало визиту Черчилля в Москву характер предварительной «разведки боем».

Постаравшись обезопасить подходы к Суэцкому каналу, Черчилль принялся за укрепление связей с потрясенными войной западноевропейскими метрополиями. Он и Антони Иден прибыли во французскую столицу 10 ноября. Исход войны уже не вызывал сомнений. В головах политиков она уже окончилась. Предстояло послевоенное переустройство мира. И две старейшие колониальные державы ощутили общность судеб.

«На этот раз, – с удовлетворением отмечал де Голль, – речь шла о деловых вопросах, а не о чувствах». Рассматривалась возможность франко-британского сотрудничества в урегулировании мировых проблем. Де Голль обратился к Черчиллю: «Вы видите, Франция поднимается. Но какой бы ни была моя вера в нее, я знаю, что она не сразу возвратит свою прежнюю мощь. Вы, англичане, оканчиваете эту войну в ореоле славы. Однако, как бы это ни было несправедливым, ваше положение рискует ухудшиться из-за ваших жертв и затрат, из-за центробежных сил, существующих в Содружестве Наций и, прежде всего, из-за возвышения Америки и России, а в будущем и Китая! Итак, обе наши страны встречают новый мир ослабленными. И на кого сможет рассчитывать каждая из наших стран, действуя в одиночку? Если же, напротив, они придут к согласию и вместе встретят трудности завтрашнего дня, их вес будет достаточным, чтобы не допустить ничего такого, с чем они не согласны. Общая воля – вот что должно лежать в основании союза, который мы вам предлагаем». Ответ Черчилля: «Сегодня я предлагаю вам заключить с нами принципиальный союз. Но в политике, так же как и в стратегии, лучше идти за сильнейшими, чем против них… Американцы обладают неисчерпаемыми ресурсами. Но они не всегда ими пользуются сознательно. Я, естественно, старался использовать их в интересах моей страны. Я установил тесные личные отношения с президентом Рузвельтом. Я старался направить события в желаемом направлении». Таким образом, Черчилль в принципе согласен на союз, но с оговоркой: Британия должна считаться в американской мощью. Последним обстоятельством – желанием сохранить особые отношения с Соединенными Штатами объясняется многое в британской политике и в военные и послевоенные годы. Но в ноябре 1944 года фактом стало образование тайного фронта старых колониальных держав против США.