К героям приближается флотилия небольших судов под звуки немного воинственной музыки и добродушных выкриков гребцов. На этих кораблях плывут люди, каким-то образом уцелевшие после цунами, которые теперь направляются на вершину холма, не ушедшего под воду. Как и лодка с семьей, эта эскадра напоминает о старой Японии.

Соскэ рад видеть этих людей, поэтому говорит о «празднике». Он употребляет слово «мацури», которым раньше называли синтоистские фестивали. В отличие от буддистских ритуалов, часто связанных в Японии с похоронами и смертью, синтоистские обычаи кажутся более оптимистичными и жизнеутверждающими. В синтоистских фестивалях часто участвуют лодки, и слово «мацури» также может означать более широкое понятие, близкое к карнавалу.

Эта праздничная сцена сильно контрастирует с темной картинкой «кладбища кораблей», которую до этого наблюдал отец Соскэ, и, вместе со сценой кормления и успокоения ребенка, предполагает переход к теме «жизни и надежды». Однако у всего сюжета после наступления цунами довольно жуткие эманации. Или, как прямо говорит Сугита, «в этом затонувшем мире можно увидеть только мир смерти». Как удалось жителям города пережить такую апокалиптическую катастрофу, особенно если Миядзаки специально в подробностях изображает доказательства затонувшего мира? Кроме того, если лодки уместны на синтоистских праздниках, то в буддизме они означают также переправу по водам сверхъестественного в «мир иной» (ано ё), то есть загробный.

Дети продолжают плыть по затопленному городу, а их лодка теряет свою магическую силу. Поньо пытается это исправить, но и сама начинает терять силу и постепенно засыпает, и лодка начинает тонуть. Наконец, в сцене, напоминающей детскую фантастическую версию «Африканской королевы», Соскэ приходится вылезти из лодки и толкать ее к берегу, где она снова превращается в игрушечную, – к счастью, дети спасаются.

Уменьшение лодки и то, что Поньо так внезапно заснула, уже вызывает тревогу и говорит о том, что ни на магию, ни на лодки нельзя полностью положиться, и перед зрителем предстают двое маленьких детей, потерявшихся в странном мире. Миядзаки усиливает это тревожное чувство следующей пронзительной сценой, где Соскэ находит брошенную машину Рисы: мальчик бросается к машине и открывает дверь, заглядывая внутрь, будто надеется, что мама может быть там, а потом в отчаянии, в слезах бегает кругами и зовет ее. Кажется, впервые в фильме признается вероятность смерти, причем самого травматического характера – смерти родителя маленького ребенка.