* * *

Актер и режиссер Олег Ефремов поставил пять пьес Чехова, то есть все основные; на языке пиара — все мировые хиты. Тоже правда, но Чехова ставили и ставят по всей Земле, и что? Прошло больше ста лет со дня его кончины, но и Шекспира ставят, а времени прошло куда больше. Что в ефремовских постановках Антона Павловича такого, чтобы писать, например, диссертацию? К счастью, сделать научную работу по постановкам невозможно. Спектакль выходит один раз. Можно сделать диссертацию о динамике состава публики, но любой подобный подход даст лишь гипотезу, далекую от раскрытия наконец тайны творчества.

Да и то, что звалось публикой, давно стало авторствующей аудиторией. Настоящий строитель театра, истинный творец, созидатель и выразитель своего времени — это всё цитаты о Ефремове, которые ничего не скажут поколению, увлеченному антитеатром, иммерсивными шоу. Поколение не представляет, что театр мог быть и храмом, и газетой. Это всё экивоки идеологического лексикона. Даже если сказать, что в день похорон главного режиссера к театру было не пробиться из-за многолюдья и цветов, то глотателя пустот (по Цветаевой) плотным народным восторгом не проймешь. И завидовать поленятся. Возглавлял, вел, руководил — всё слова.

Давать оценки смешно: попытка историчности в шортиках: не эстетично, не этично. Если народная артистка России Евгения Добровольская говорит: «Ефремов — космос, и как можно описать космос!» — она права, на свой взгляд еще как имеет право, и с моим отношением это совпадает, и хотя мне претит стремление к объективности, попадающееся в предисловиях и мемуарах, один способ возможен: интонация. А так — да, объективности не существует. Любой факт доступен толкованиям, их количество бесконечно. Примеров тому тьма. Что же мы хотим с вами друг от друга, дорогой читатель? Почему вы читаете эту толстую книгу? В ней груда цифр, имен и топонимов, они мешают скольжению взгляда по гладким глаголам родился-учился-женился.

Возможно, интонация. До финиша осталось совсем немного, и я хочу поделиться цитатами. У меня запасена тысяча файлов с интереснейшими текстами, которые неприлично пересказывать своими словами. Подумайте, как можно пересказывать говорящую ситуацию? Она тягостна, чудовищна по накалу страстей, и сей пример из рук вон как некрасив, но меня все время спрашивали знакомые, и я решила обойтись цитатами только потому, что на эту тему мне нельзя высказываться своими словами. Не имею возможности, а мемуарам не доверяю. Предлагаю лестницу из бумажных ступенек. Ни одну из ступенек не считайте золотой. К истине не ведет ни одна, у любого человека есть свой бэкграунд. Помните главное: только дописав книгу «Олег Ефремов», я поняла, что О. Н. — человек-театр. Потом увидела ту же формулу в мемуарах его почитателя и доброго друга Резо Габриадзе, написавшего со своим обычным пафосом: «Он — Человек-Театр». С прописных букв по-русски так нельзя, посему воздадим грамматике: человек-театр. Кентавр. Все, что вы читаете в мемуарах современников, следует видеть как из зрительного зала. О. Н. — на сцене, вы в зале. Не верьте ни слову, ни жесту: специализированный спектакль. Постановщики — зрители. Мемуары — праформат иммерсивного шоу. Не тот, кто на сцене, а тот, кто смотрит, является постановщиком. Как может, так и видит.