Далее без всякого ухода едем в Новороссийск. Теплушка кишит насекомыми. Над Седлецким и мною лежит сыпнотифозный. Совершенно не кормят. 24-го прибыли в Новороссийск. Nord-Ost, да такой, что одну теплушку перевернуло. 25-го выгружают и размещают в холодном здании гимназии, без дезинфекции, на носилках. На счастье встречаю К. Н. Зубову, московскую знакомую, которая служит сестрой. Взяла нашу палату и много сделала для нас, но на 5-й день слегла, а затем скончалась. 27-го я все же встал на костылях. Приехал Псиол, снабдил монетой и стал подкармливать. 30-го слег Седлецкий, а 2-го января 20 года и я, оба сыпняком. Седлецкий скончался. Сыпняков прибавилось – нашего полка (т. е. 12-й Див<изии>) Лермонтов, Белоусов, Нечаев[473], Войшвилло, Алпатов – и все лежим в двух палатах. Приехал в какую-то командировку Н. Д. Кузнецов. Он видал ген<ерала> Кийз (англичанина), с кот<орым> мы все были знакомы, и тот рассказал правду о фронте. (В это время большевики наступают на Тихорецкую и берут весь наш обоз, т<ак> ч<то> пропадают все вещи.)

Мы решили эвакуироваться за границу, но в последний момент все раздумали, и на пароход «Херсон» сели только я и корн<ет> Войшвилло, кот<орый> слез в Афинах. 28 февр<аля> «Херсон» вышел из Новороссийска. Посмотрели на Константинополь, на Пирей (с корабля, хорошо, что я их видал раньше), и пошли на о. Кипр в Фамагусту «в гости к английскому королю».