— Кому? — не понял Дунаевский.
— Сталину.
— Зачем? — испугался Дунаевский.
— Нужно, — уклончиво ответил Ильф.
— Приходи ко мне, расскажешь, — сказал Дунаевский.
Ильф пришел без Петрова.
— Ну, как ты съездил? — спросил Дунаевский. Они прошли в кабинет. Дунаевский сел за рояль, сыграл какой-то смешной марш. — Рояль приветствует тебя. Рассказывай.
Ильф сообщил:
— Мы уже написали письмо Сталину.
— Зачем?
— Нам посоветовали.
— Кто?
Ильф назвал фамилию тогдашнего руководителя писателей.
— Но он с кем-то советовался в ЦК. Я так думаю. Нас попросили написать Сталину о том, что строить новую кинофабрику на юге страны не нужно и даже вредно, в Америке уже жалеют, что построили Голливуд.
— Но это же против Шумяцкого! — выпалил Дунаевский. В то время, чтобы идти против Шумяцкого, надо было обладать большой смелостью. Это значило автоматически лишить себя заказов и сотрудничества с кино. — Вас попросили это сделать?
— Нет, не просили, — сказал Ильф, — но вообще-то намекнули, что было бы неплохо определенные тезисы изложить товарищу Сталину непосредственно, а не Шумяцкому. И потом, в Америку нас посылала партия, а не Шумяцкий.
Ильф и Петров могли только догадываться, что не все члены ЦК одобрительно отнеслись к идее строительства киногорода на побережье Черного моря. И настороженнее всех к этому плану отнесся Лаврентий Берия. Он понимал, что если Сталин утвердит план, то строительство русского Голливуда на территории Грузии ляжет на его плечи. Надо было загубить эту идею.
— Хорошо, расскажи, где вы были. С письмом я вам не советчик, — продолжил беседу Дунаевский.
— Где мы были? — эхом повторил Ильф. Но чувствовалось, что его занимало только письмо. — Четыре месяца в Америке — это много или мало? За это время можно познакомиться, жениться и развестись с большим количеством хорошеньких женщин. Так что, с одной стороны, это много. Но, с другой стороны, за это время можно написать один роман, а это мало. Но это ерунда. Ты представляешь, в туманном Лондоне за год сейчас снимают столько фильмов, сколько в Голливуде. Это классно.
Разговор получался сумбурным.