Уже глубокой ночью он писал письма своим многочисленным корреспонденткам, говорил по телефону, принимал гостей. Друзья его утверждают, что, несмотря на всю атмосферу аврала, в которой жил, Дунаевский был предельно собранным человеком. Когда он готовился к отъезду, то укладывал чемоданы с тщательностью, доходившей до педантизма. Он продумывал каждую мелочь, которая могла подстерегать его в дороге. Отличительной деталью, признаком его щепетильности и чистоты, была маленькая вешалка, которую он возил с собой. Эту вешалку композитор хранил во внутреннем кармане своего пальто. Современники запомнили его выутюженный вид.

Его номер в гостинице «Москва» производил впечатление улья, заселенного нотами.

Да, он позволил сделать из себя сказочного героя, творящего мановением палочки иллюзию народного восторга, сказочного равенства и братства. Но от иллюзии, что он такой же, как все, Дунаевский был свободен. Однажды он признался ночью в письме своей давней подруге Рыськиной: «От степени таланта зависит степень вознаграждения».

Другое дело, что осознание своей избранности не делало его счастливее. В нем, конкретном человеке, композиторе, проявилось ощущение богоизбранности целого гонимого племени. Вот только Бога уже не было. Поневоле собственным богом стала его музыка или, это точнее, его представление о дороге к музыке.

Да, он сложил миф о герое. Но не стал от этого сильнее. Дунаевский ненавидел фильмы о героях. Когда Александров снял фильм о композиторе Глинке, Исаак Осипович сказал:

— Не нравится мне этот фильм. Глинка был богат, а в фильме он беден и нуждается.

Это он заявил в то время, когда говорить негативно о бедном художнике считалось большим преступлением. Запущенное Горьким резюме, что настоящий талант должен быть беден, чтобы стать талантом, превратилось чуть ли не в заповедь, в биологическую константу во взгляде коммунистов на природу таланта. Подобные лозунги складывались в начале 1930-х годов, и над их созданием трудились лучшие умы из тех, что достались большевикам: Леопольд Авербах, Владимир Киршон, Александр Фадеев.

«Настоящий талант должен быть богат», — считал Дунаевский. О его меркантильности говорили много. В 1940 году он пишет письмо чиновнику Курьянову о деньгах, о желании за них бороться и о соответствующей оплате труда. Естественно, за византийским великоречием и скромным «убиранием» себя на второй план угадывается мысль: «Мой труд должен быть оплачен так, как он того заслуживает».

В то время Дунаевский был единственным, кто мог по праву сказать, что кинокомедия является его коньком, а он — самый прославленный в этой области композитор — должен получать столько же, сколько получал только вчера пришедший в кино молокосос. Незадолго до этого указом Совнаркома были отменены авторские отчисления за исполнение художественного произведения. Труд был тарифицирован и оплачивался одинаково. Сочинительство музыки к музыкальным фильмам вообще никак не выделялось в самостоятельную графу. Всё было одинаково: что сочинить партию пионерского барабана для агитационного фильма для глухонемых, что написать музыку для симфонического оркестра для главной комедии года. Качество творческого продукта, как понятие, вышло за скобки оплаты. Свидание с музами для всех стоило одинаково, независимо от того, пришла муза или нет.