Искусство — сложная вещь. Если бы это было простое дело, то, вероятно, тогда было бы все ясно, как Александр Герасимов говорил: мы через три года сделаем пять человек репиных, десять суриковых и т. д. Это не выходит по той простой причине, что не Александр Герасимов может сделать десять репиных, а эти десять репиных может сделать общество. Больше того, новое советское общество может сделать, и я уверен, что эти художники будут и уже есть.

Мы очень скромные, но это наше свойство. Мы очень к себе критически относимся и в то же время все время скромничаем в том смысле, что мы в восторге от всего того, что находится там где-то за Эльбой, и совершенно пренебрежительно относимся к тому, что существует в нашей советской действительности. Конечно, искусство, опять же говорю, сложная проблема и для художника и для общества. Позвольте мне маленькое отступление на одну минуту. Вот был период лично со мною, когда я со всем своим желанием в 1942 г. написал одну картину — „Сбитый немецкий ас“. Картина всем понятная, картина всем ясная, но оказалось на какой-то период, что это формалистическая картина, и оказалось так, что она была оценена в рубль. Это такая бухгалтерская форма: списать остаток и написать его стоимостью в рубль. Так мою картинку списали в рубль. Потом, уже в 1960 г. на моей выставке закупочная комиссия (а у нас она богатая, у нас действительно достаточно денег, чтобы покупать картины, и наши художники замечательно живут) решила вдруг, что эта картина должна быть куплена нашим фондом: Саша, мы у тебя эту картину купим за 45 тыс. руб. (Оживление в зале.) Я говорю: это черт знает что — за рубль и 45 тыс. руб. Я говорю, что она была куплена за 7 тысяч рублей. Это во время войны были большие деньги, и я был вполне доволен. Я говорю: благодарю вас за то, что вы предложили мне. Мне понравилось, что моя картинка в рубль стала стоить 45 тыс. руб. Я почему это говорю? Хочу сказать это потому, что в нашем обществе все-таки еще существуют какие-то моменты, к которым надо немножко присмотреться. Я против групповщины, я за то, чтобы художники были по-настоящему советские люди. Вот о чем я хочу сказать, что иногда вдруг получается, что мы начинаем, — ну, как вам сказать, — вдруг начинаем не признавать то, что уже признано. И поэтому, товарищи, я думаю, и я прав, конечно, что вот эта мура и вот та мура, которая там стоит, — кстати сказать, в Париже в прошлом году я видел выставку художника Мура — это тоже примерно такое, только очень больших размеров, — я против этого. Я считаю, что это никому не нужно. Это никуда не идет, что, в сущности говоря, это стыдно, когда среди нас есть люди, которые на советский хлеб делают такие штуки.