Анна в ответ пересказывает «Мише» сюжет «Игрока», что называется, за спиной у автора: немыслимо, чтобы первым читателем (слушателем) романа стал посторонний «Миша».

Надо заметить, что никакого Миши в воспоминаниях Анны Григорьевны не было и близко. Все эти три недели она всецело была предана работе, так что было не до прогулок. Насчет женихов в «Воспоминаниях» есть только одно «анонимное» место: «Федор Михайлович спросил меня: почему я не выхожу замуж? Я ответила, что ко мне сватаются двое, что оба прекрасные люди и я их очень уважаю, но любви к ним не чувствую, а мне хотелось бы выйти замуж по любви.

– Непременно по любви, – горячо поддержал меня Федор Михайлович, – для счастливого брака одного уважения недостаточно!»²⁵.

Судя по сценам картины, к Мише у Анны нет ни любви, ни уважения.

Не было в действительности и эпизода, когда в разгар работы на квартиру к Достоевскому является помощник пристава с оценщиками, которые пытаются прикинуть стоимость имущества, если придется пустить его с молотка в счет долга Стелловскому. Анна горячо вступается за писателя и стыдит нечестивцев. Уходя, пристав берет сторону писателя и даже ругает Стелловского, мол, он шельма и пройдоха, и советует сдать рукопись, когда она будет готова, прямо в часть, под расписку. Достоевский тронут заступничеством Анны; в знак признательности целует руку девушке: «Мне теперь с вами никто не страшен».

Сцена эффектная, колоритная, но сплошь выдуманная. Все было куда прозаичнее. «Подходило 1 ноября, срок доставки романа Стелловскому, и у Федора Михайловича возникло опасение, как бы тот не вздумал схитрить и, с целью взять неустойку, отказаться под каким-нибудь предлогом от получения рукописи. Я успокаивала Федора Михайловича, как могла, и обещала разузнать, что следует ему сделать, если бы его подозрения оправдались. В тот же вечер я упросила мою мать съездить к знакомому адвокату. Тот дал совет сдать рукопись или нотариусу или приставу той части, где проживает Стелловский, но, разумеется, под расписку официального лица. То же самое посоветовал ему и мировой судья Фрейман (брат его школьного товарища), к которому Федор Михайлович обратился за советом»²⁶.

Но – одна сценарная выдумка следует за другой. Паша Исаев, пасынок (дебют Евгения Дворжецкого), без стука входит в кабинет отчима и протягивает ему письмо: «Ну, папа. Вы просто Дон Жуан какой-то, селадон. Опять послание, надушено. Держу пари: от Аполлинарии Сусловой, от вашей инфернальницы. Однако, как настойчива, а?» Развязный молодой человек объясняет Анне: «Расстроился папа. Как бы чего не случилось. Вы не знаете? Судороги. Начнет говорить, говорить, а потом крик, и падает».