6 февраля в небольшой комнате Мариинского дворца собрались участники этого особого присутствия.

За огромным полукруглым столом расположились великие князья Михаил и Владимир, Манасеин, министр внутренних дел граф Дмитрий Андреевич Толстой, министр императорского двора и уделов Илларион Иванович Воронцов, новый министр путей сообщения Герман Егорович Паукер, Государственный секретарь Александр Александрович Половцев, члены Государственного совета Николай Иванович Стояновский и Александр Аггеевич Абаза, председатель департамента законов Государственного совета Александр Павлович Николаи, управляющий морским министерством Николай Матвеевич Чихачев. За маленьким столиком в центре полукружия сел Анатолий Федорович Кони.

Председательствующий окинул взглядом собравшихся, все смолкли, и в напряженной тишине Кони сжато, но со всеми необходимыми техническими подробностями изложил «результаты, раскрытые следствием, заключив перечислением лиц привлеченных…, с юридической квалификацией их деяний».

Во время краткого перерыва великие князья поблагодарили докладчика за исчерпывающую полноту «крайне интересного» доклада. Владимир, попыхивая огромной сигарой, заявил, что после такого доклада «нечего долго рассуждать».

Казалось, что вопрос о привлечении Посьета и Шернваля предрешен. Жестко и, как вспоминает Кони, черство высказался о Посьете великий князь Владимир. В том же духе говорили Половцев, Манасеин и Паукер. А вот речь Абазы Анатолия Федоровича озадачила.

— Виновность Посьета и его ближайшего помощника Шернваля ясна… Она вытекает из явного нарушения ими совершенно точных правил. Что же, однако, произошло с Посьетом? Был отставлен? Лишен власти и авторитета в глазах своего ведомства? Нет. Он продолжал целый месяц быть министром, управляя ведомством, которому подал вопиющий пример неисполнения своих обязанностей… Да и теперь, разве он в отставке?! Разве он в частной жизни размышляет о нарушении доверия государя, стоившем жизни двадцати человекам и едва не повергшем Россию в неслыханный траур. Он — наш товарищ, он — член Государственного совета, он решает вместе с нами важнейшие государственные вопросы! И назначен туда самим государем.

Сам собой напрашивался вывод — как же можно судить Посьета?

После Абазы слово взял граф Д. А. Толстой, о котором Кони вопреки своей обычной терпимости писал: «Толстой очень волновался: его голос и руки дрожали. Это было за четыре месяца до его смерти. Вероятно, тайный недуг уже начинал — к несчастью для России, слишком поздно, — подтачивать силы человека, который поистине может быть назван злым духом двух царствований и к памяти о деятельности которого будущий историк отнесется с заслуженным словом жгучего укора».