Эта история на фоне всех известных документов не выдерживает критики — никакого «прозрения» не было и никакого нового взгляда на своё происхождение взять Фету было неоткуда. Он рассчитывал на покровительство товарища детства Ивана Петровича Новосильцева, ставшего тогда шталмейстером императорского двора, отношения с которым благодаря каким-то обстоятельствам возобновились и быстро стали очень тёплыми. Влияние Новосильцева на Александра II позволяло рассчитывать на то, что государь отнесётся к прошению Фета благожелательно, закрыв глаза на отсутствие каких-либо документов, подтверждающих эту шитую белыми нитками историю.
Так и произошло. Просьбу о возвращении ему имени и звания и версию, почему он имеет на них законное право, Фет изложил в направленном на высочайшее имя 7 мая 1873 года прошении «о разрешении мне воспринять законное имя отца моего Шеншина, взамен имени, на которое я не имею никакого права». Жалуясь на «жесточайшие нравственные пытки» и ссылаясь на то, что воспитывает племянников, а также на доброту брата Петра, Фет просил государя вернуть ему «законно» принадлежащее ему имя. Тогда же подал аналогичное прошение и Пётр Афанасьевич. На требование канцелярии статс-секретаря комиссии прошений предоставить формальные документы Фет ответил, что по давности произошедшего отыскать их не представляется возможным; но если бы таких документов не имелось, откуда бы он знал дату заключения брака Афанасия Неофитовича Шеншина и Шарлотты Фёт по лютеранскому обряду? Этот ответ, очевидно, удовлетворил чиновников: «В конце декабря приятель, следивший за движением наших с братом просьб в комиссии прошений, уведомил меня, что, при докладе Его Величеству этого дела, Государь изволил сказать: “Je m’imagine, се que cet homme a du souffrir dans sa vie”[33]. Вслед за тем от 26 декабря 1873 г. дан был Сенату “Высочайший Его Величества указ о присоединении отставного гвардии штабс-ротмистра Аф. Аф. Фета к роду отца его Шеншина со всеми правами, званию и роду его принадлежащими»488.
Это событие стало для Фета облегчением и триумфом над судьбой, нанёсшей ему столько обид: с декабря 1873 года он все бумаги и письма, в том числе адресованные близким друзьям и родственникам, будет неукоснительно подписывать фамилией Шеншин, оставив, однако, прежнюю — Фет — для стихов в качестве своего рода творческого псевдонима.
Словом, новоявленный Шеншин торжествовал победу и радость его была беспримесной. Близкие и друзья восприняли событие не так однозначно. Превращение в Шеншина с помощью ложного свидетельства имело прежде всего моральные издержки, на которые обычно не обращают внимания. Став «законным сыном» Афанасия Неофитовича, Фет тем самым отрекался от своего настоящего отца Иоганна Петера Фёта. Тем не менее женщина, которая принадлежала к немногим знавшим правду и которую этот поступок должен был по-настоящему задеть, отнеслась к нему великодушно. В мемуарах Фет пишет: «...Наибольший восторг возбудило это известие в проживавшей за границей старшей сестре моей Каролине Петровне Матвеевой, урождённой Фёт. Можно бы было ожидать, что эта, всем сердцем любящая меня, сестра будет огорчена в своём заграничном одиночестве вестью, разрывающею номинальную между нами связь, но вышло совершенно наоборот. Поздравительное письмо её представляет самый пылкий дифирамб великодушному Монарху, восстановившему истину»489. Это в общем соответствует действительности. Вот что писала Каролина 2 февраля 1874 года (видимо, по-немецки): «Да благословит тебя Бог, милый мой брат... Это не отдалит меня от тебя, в этом я убеждена, и то глубокое взаимопонимание, которое нас связывает (пожалуй, больше, чем позволяет родство), служит мне ручательством в этом»490.