Так же когда-то доктора, возвращавшегося из Юрятина в Варыкино на лошади, на том самом месте остановили три конных партизана. Алексеев зрительно соединяет символическое сказочное событие с реальным, происшедшим с героем романа. Та же опушка леса с древними деревьями и несколькими большими пнями. Классический русский богатырь, противостоящий змию, дан в том же ракурсе, что и всадник Живаго, и тот же опустивший голову старый конь. Христианское сознание Юрия Живаго враждебно безбожникам-партизанам, как неизбежно столкновение легендарного Егория Храброго (Георгия Победоносца) и злобного врага человечества змия в древнем сказании, зарифмованном поэтом.
Алексеев утвердил свою художественную манеру, свободную от догм, тяготевших над его современниками в Советском Союзе, выработал собственный выразительный и узнаваемый стиль, свою эстетику. К 15 сентября 1959 года роман с его иллюстрациями был отпечатан в Париже офсетом тиражом 10 250 нумерованных экземпляров. (Первое скромное издание «Живаго» в мягком переплёте без иллюстраций вышло в 1958 году.) 5 ноября 1959 года Пастернак получает первый отпечатанный экземпляр «как свидетельство восхищения и любви по поручению и от имени издателя, иллюстратора, переводчиков», – писала автору Жаклин де Пруайяр. «Книга большого формата, чудо полиграфического искусства, специальная тонкая бумага позволила печатать рисунки, выполненные в изобретённой Алексеевым графической технике сериями, на обеих сторонах листа и на обороте текста», – комментировала Пруайяр в предисловии к письмам Пастернака 1957–1960 годов, опубликованных в «Новом мире» № 1 за 1992 год. Полученная книга была дорога Пастернаку, незаслуженно униженному и оболганному. (Помните? Он отказался от Нобелевской премии, за которую хлопотал даже А. Мальро.)
Пруайяр стала доверенным лицом Пастернака и одним из четырёх переводчиков романа (основным была Элен Пельтье). Они познакомились в январе 1957 года, когда она, молодой доктор философии Гарвардского университета, защищавшаяся у Р. Якобсона (тема её диссертации «Христианские мотивы в былинах русского цикла»), стажировалась в Московском университете, посещала семинары В. Виноградова, С. Бонди, Н. Гудзия. «Доктор Живаго», прочитанный в машинописной копии, на неё, глубоко религиозного человека, христианку, произвёл огромное впечатление. О чём она написала в предисловии к письмам к ней Б. Пастернака. Она преклонялась перед гением Пастернака-поэта и отдала немало сил, чтобы издать его роман у Гастона Галлимара, которого назвала «защитником духовных ценностей и независимости писателей», к тому же «одним из главных французских издателей». Французская аристократка по-пастернаковски прочла роман – как «высказывания поэта о предназначении человека, сотворённого по образу и подобию Божию, о страданиях и слезах своего народа». А Пастернака она пленила при первой же их встрече ответом на его вопрос гостям: на героев какого русского писателя похож Юрий Живаго? Лишь Жаклин сказала правильно – «Чехова». «Да, – подтвердил Пастернак, – Живаго – сын лучших чеховских героев, в нём все их достоинства и недостатки». Он «из почтения к Чехову» сделал героя врачом. А когда начинал писать роман, перечитывал Чехова. Рассуждениями Живаго он так объясняет эту свою любовь: «Из всего русского я теперь больше всего люблю русскую детскость Пушкина и Чехова, их застенчивую неозабоченность насчёт таких громких вещей, как конечные цели человечества и их собственное спасение». Одной деталью такое отношение к Пушкину отзовётся и в романе, и в иллюстрациях.