«Светло-серая домашняя куртка гармонировала с серебром его волос. Белая рубашка оттеняла загар лица и блеск ореховых глаз. Открытость взгляда и почти неудержимая живость сразу меня покорили. Ничего лишнего, неуместного не было в облике этого человека. Сдержанность движений, особенно длинных и тонких рук, говорила о самообладании и силе внутренней жизни… Обаяние и горячая нежность баритонального тембра его голоса сразу победили смущение, которое охватило меня, впервые оказавшуюся в присутствии поэта». Этот выразительный портрет автора «Доктора Живаго» оставила нам его незаурядная французская почитательница. Позднее Пастернак объяснит ей, насколько важна для него публикация романа. «Он считал это своим святым долгом, чтобы выполнить его, он готов был на любые жертвы – кроме изгнания из родной страны». В письме к Шаламову: «Я окончил роман, исполнил долг, завещанный от Бога».

В одном из писем Пруайяр сообщила Борису Леонидовичу: Галлимар затеял иллюстрированное издание романа и пригласил для этого художника Алексеева, работающего в некой новой технике. Писатель разволновался: что это за техника? А главное: хороший ли художник рисовальщик? Рассмотрев книгу, написал, что он не годится, «чтобы судить о современном рисунке», но ему кажется – в книге он нашёл иллюстрации, «выполненные с мастерством Энгра или Шассерио, хотя это может показаться странным и старомодным». И далее то, что цитировалось нами выше: Алексеев «отразил сам дух книги» и напомнил ему обо всём, «что было русского и трагического в нашей истории». В последующем письме, как подтверждение: «Все постепенно признали, что большинство иллюстраций удачны. В них избытки души и выразительности. Они глубоко волнуют». С детства живший в атмосфере искусств, сын большого художника, Борис Леонидович безошибочно угадал и определил художественное решение графического цикла.

Его сын, Евгений, вспоминал: отец «в первый момент был шокирован непривычным характером рисунка, но по мере медленного рассматривания и вживания в этот мир увидел ритмически развёртывающиеся серии начальных слов текста и то же – в других местах, где изменения композиции рисунка соответствовали ходу повествования. Достигнута передача движения, близкая к замедленной киносъёмке. Алексеев сосредоточился на ключевых сценах повествования. Папа показывал нам особенно понравившиеся ему, отмечая, что постепенно при следующих просматриваниях книги его взволновали многофигурные сцены похорон, разгона демонстрации, очистки железнодорожных путей и другие, где следующие друг за другом картины передают постепенность и широкомасштабность действия. Художественность и технические способы раскрытия текста у Алексеева с неожиданной стороны вдруг напомнили ему близкие с детства иллюстрации к "Воскресению" Толстого его отца, художника Л.О. Пастернака».