В настоящее время в собрании М.И. Башмакова хранится экземпляр книги под № 10027, на его авантитуле сохранилась дарственная надпись на французском языке – автограф Клер и Александра Алексеева. Другой экземпляр, без автографа, под № 5637, он передал в дар авторам этого текста. В книге 872 страницы – 163 × 240 мм, в ней 202 иллюстрации – во всю страницу или на весь разворот без полей. Она переплетена в жёсткий картон, обтянутый пёстрым чёрно-белым материалом: то ли кора берёз, то ли снег на чёрной земле. Книга в футляре с изображением движущегося вереницей партизанского обоза.
Закончить мы хотели бы словами Бориса Леонидовича Пастернака, вложившего в уста героя собственное суждение: «два качества – энергию и оригинальность – Юра считал представителями реальности в искусствах, во всём остальном беспредметных, праздных и ненужных». И хотя цикл иллюстраций к «Доктору Живаго» некоторые почитатели Алексеева считают менее интересными, чем его предыдущие графические работы, в творческой энергии и мощном прочтении романа им отказать нельзя.
В декабре 1959 – январе 1960 года в городе Тур состоялась выставка иллюстраций Алексеева к «Доктору Живаго»: «фильма об исчезнувшем мире, об утраченной культуре, о пережитой трагедии» – как назвал сам мастер свою многодельную чёрно-белую сюиту к великому роману.
Глава двадцать четвёртая Счастье сотворчества (1960–1970)
Счастье сотворчества (
Немногие супружеские пары могут заниматься творчеством в течение десятилетий в таком небольшом пространстве, как студия, где работали Александр, или, как его ласково называли французские друзья, Алёша, и Клер. Но художник не мог себе и представить другого места. После возвращения во Францию его жизнь на долгие годы обрела размеренность и порядок, которых ему не хватало в Америке. Над мощённой булыжником аллеей и высокими деревьями внутри двора, казалось, не властно время, и те же фантастические тени на стеклянном потолке студии, и та же тишина. Клер помнила блюда, которые он любил, подавала по утрам свежесваренный кофе с рахат-лукумом.
«Клер Паркер была терпелива с отцом, чего никогда не было у моей матери. Она постоянно хвалила отца, принимала всё, что он делал, без малейшей критики. Моя же мать была совершенно иной, говорила "всё, что думает", тыкала пальцем в недостатки и умела одинаково хорошо, как причинить боль, так и подбодрить. Когда она хвалила, это действовало воодушевляюще. Мой отец знал все эти полутона. Он был большим спецом по нюансам. Он мог быть жесток "со своей женщиной" и имел довольно неистовый характер, часто впадая в ярость и редко прощая. Мы, все три женщины, жили в смешанном мире, многократно удалённом от реальности, принуждённые участвовать вместе с Алексеевым в его путешествиях в воображаемый мир», – писала Светлана.