В какой-то момент я сказал: «Дайте мне Машу Александрову». А она артистка кордебалета, хоть и потрясающе станцевала Мирту в нашем «молодежном» составе «Жизели». Мне сказали – как?! Рядом будут стоять народные артистки и Маша? «Кроме нее, никто не станцует», – ответил я. Времени интриговать не было, пришлось принять мое предложение. Привел Александрову в зал и сам стал с ней репетировать. До 2003 года, когда я травмировался, другого состава в этой части «Симфонии», кроме нас с Машей, не было вообще, не было даже запаса. Исполнители других частей менялись, а мы нет.

22

Как известно, Баланчин завещал свои спектакли балеринам и танцовщикам New York City Ballet. «Symphony in C» принадлежала Джону Тарасу. Приехав в Москву и придя в Большой театр с каким-то пакетом в руках, Тарас первым делом спросил в дирекции: «А где здесь Цискаридзе?» Последовала немая сцена из гоголевского «Ревизора». Откуда Тарас знает фамилию Цискаридзе да еще привез ему посылку, в театре понять не могли. Никто бы не поверил, что ее мне передала сама мадам Ирен Лидова́…

Эмигрировав в Париж из Санкт-Петербурга в начале XX века, Ирен Каминская, в замужестве Лидова́, училась в балетной студии у О. И. Преображенской, потом закончила Сорбонну, занялась журналистикой, вышла замуж за впоследствии знаменитого балетного фотографа, Сержа Лидо, была долгие годы пресс-секретарем в труппе маркиза де Куэваса, имела прямое отношение к открытию таланта Ролана Пети и многому, многому другому. В завершение скажу, что Лидова́ долгие годы являлась главным балетным критиком Франции.

Где-то за год до описываемых событий я неожиданно получил письмо от мадам Лидова́, в котором она сообщала, что видела меня на видео в балете «Жизель» и что я ей очень понравился. Далее стоял ее номер телефона и приписка: «Пожалуйста, позвоните мне». Я позвонил. Выяснилось, что Ирен очень дружна с Е. С. Максимовой и В. В. Васильевым, которые посылали Ирен записи своих спектаклей. Увидев меня в «Жизели», она сказала: «В жизни моей был только один Альберт после Нижинского – Серж Лифарь, теперь появился второй» – и написала мне письмо.

Позвонив Ирен, первое, что я услышал: «Николай, я знаю, вы были в Париже, почему вы не пришли ко мне в гости?» – «Ирина Сергеевна, извините, но я не мог себе представить, что к вам можно прийти в гости!» – и услышал в ответ: «Вот Лопаткина с Вишнёвой ко мне в гости приходили!» Она была такой «знатной испанской уткой», как в сказке моего любимого Г. Х. Андерсена, которой, приехав в Париж, надо было обязательно нанести визит. В общем, у нас с Ириной Сергеевной начался эпистолярный роман.