Бенеш не стал медлить с направлением своего официального представителя в Советский Союз. И уже 19 июля чехословацким посланником в СССР был снова назначен 3. Фирлингер, покинувший Москву в декабре 1939 г. с надеждой опять вернуться сюда. Перед его отъездом Бенеш достаточно оптимистично, несмотря на неудачи первых дней войны СССР против гитлеровской Германии, оценивал положение на советско-германском фронте. 20 июля, например, лондонское радио сообщило об интервью Бенеша, в котором он утверждал: «Восточный фронт будет существовать так же долго, как долго будет длиться война. Успехи Германии напоминают то, что однажды сказал один охотник: "Я поймал медведя, но теперь он меня не отпускает". Так и Германия осталась в объятиях русского медведя»[703]. В послании на родину 24 июля президент писал, что «русский фронт выдержит», и даже предполагал, что война «может закончиться завтра или в начале 1942 г.»[704]. Это же говорил Бенеш и Фирлингеру при прощании с ним на аэродроме в Лондоне, высказав при этом убеждение, что совместная борьба «сблизит нас и Советский Союз», и допустив даже возможность «некоего более близкого государственно-правового союза между нами и СССР»[705]. В дальнейшем Бенеш неоднократно прогнозировал более или менее скорое окончание войны, но эти прогнозы, к сожалению, не сбывались. 12 августа Фирлингер, отправившийся через Шотландию на гидросамолете, прибыл в Архангельск, а оттуда в Москву. Возложенную на него миссию предстояло осуществлять в очень сложных для СССР условиях, когда Красная Армия откатывалась назад, неся большие потери, а Москва уже подвергалась налетам фашистской авиации. Некоторое время Фирлингер жил в гостинице «Метрополь», а затем переехал в прежнее здание чехословацкого постпредства (Малый Харитоньевский переулок), которое тогда занимали англичане, долго не желавшие освобождать его. В характеристике, составленной в НКИ Д СССР на посланника, говорилось: «Во время пребывания Бенеша на постах министра иностранных дел и президента республики Фирлингер пользовался его покровительством и считался одним из ближайших сотрудников Бенеша… Фирлингер всегда выступал как сторонник сближения Чехословакии с Советским Союзом. Тов. Майский хорошо характеризует Фирлингера в период его пребывания в Лондоне»[706].

14 августа чехословацкий посланник передал представителю протокольного отдела НКИД Ф. Молочкову письмо Бенеша на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина. В нем говорилось о преемственности политической линии по отношению к Советскому Союзу, о необходимости «вернуться к тому же самому положению и к той же самой политической линии (подчеркнуто красным карандашом в переводе письма, сделанном в НКИД. – В. М.), которой мы придерживались в течение 1935–1938 гг. после заключения нашего договора о взаимопомощи (1935 г. – В. М.)». После победы, – писал Бенеш, – «наши взаимные отношения будут базироваться на прочных узах постоянной дружбы и созидательного сотрудничества обоих наших государств»[707].15 августа Фирлингера принял глава НКИД В. М. Молотов. Беседа касалась развития советско-чехословацких отношений в будущем, создания чехословацкой воинской части в Советском Союзе, внутреннего положения в Чехословакии (так в записи беседы. – В. М.), позиций и политики Чехословакии, СССР, Англии и Франции в период Мюнхена. Посланник передал Молотову адресованное ему письмо Бенеша от 6 августа 1941 г. и сообщил о личном письме президента Сталину. Далее в дневнике наркома значится: «Однако, зная лично нашего великого товарища Сталина, говорит Фирлингер, Бенеш хотел, чтобы письмо было передано мною». Молотов обещал сообщить Сталину о наличии такого письма[708]. Поскольку, по словам Фирлингера, в письме Сталину было написано приблизительно то же самое, что и в письме Молотову, остановимся на нем подробнее. Бенеш обращался к наркому с «несколькими своими личными и политическими замечаниями». Он особо подчеркивал, что с 1935 г. «ни в чем и никогда, несмотря на все происходившие мировые события, не изменил своей политической линии к Советскому Союзу», что ожидал его втягивания в войну «в той или иной форме» и «систематически подготавливал себя к времени, когда оба наши государства смогут возобновить политику, которую я считаю для них естественной и очевидной, для их интересов как в настоящем, так и в будущем необходимой и, прежде всего, соответствующей чувствам и нуждам обоих государств».