В июне-июле 1942 г., когда в советско-польских отношениях наступило резкое ухудшение в связи с выводом из СССР армии В. Андерса и усилением антисоветских настроений среди польской эмиграции, позиция Москвы по вопросу создания чехословацко-польской конфедерации утратила расплывчатость и приобрела негативный характер. По словам Бенеша, Богомолов в категоричной форме заявил чехословацкому министру иностранных дел Я. Масарику, что «Москва против чехословацко-польского сближения», и рекомендовал довести это до сведения англичан, американцев и поляков. Президент был страшно раздосадован этим, считая, что русские «уже раскрывают свои карты» и что они сами должны открыто и официально изложить свои взгляды союзникам по антигитлеровской коалиции[769]. Однако не учитывать создавшуюся ситуацию он не мог. Чехословацко-польские переговоры застопорились, и Бенеш посчитал нужным обсудить возникшие трудности с поляками и англичанами. Однако прежде ему нужно было знать официальную позицию Москвы, а не просто мнение Богомолова на этот счет.
31 июля Бенеш в беседе с советским полпредом попросил дать ясный ответ относительно советской позиции в вопросе чехословацко-польской конфедерации. Прервав его многословные и не раз повторенные доводы, президент сказал: «Для меня достаточно одного довода, который Вы прямо не высказали и который из всего этого вытекает, как само собой разумеющийся. Этот довод следующий: Советский Союз против создания польско-чехословацкой конфедерации или против нынешних переговоров о ней, он не желает ее. Так это или нет? Если да, то сам по себе это достаточный довод и все остальные отпадают. Я – реалист в политике и знаю, что, если Вы будете против конфедерации, то создать ее будет невозможно… Мы также признаем, что поляки в своей пропаганде используют переговоры с нами в собственных интересах. Это довод и для меня. И, если советский полпред скажет мне ясно и откровенно, что они (русские. –