Летом-осенью 1942 г. в связи с оттяжкой открытия второго фронта в Европе усилилась напряженность в советско-английских отношениях, свидетельством чего стал визит У. Черчилля в Москву 12–16 августа 1942 г. Но незадолго до этого англичане решили еще раз продемонстрировать свое доброе отношение к Чехословакии. 5 августа Идеи сообщил Масарику письменно, что правительство Великобритании не считает себя далее связанным Мюнхенским соглашением и что «при окончательном определении чехословацких границ в конце войны на его точку зрения не будут влиять никакие изменения, происшедшие в этом вопросе как в 1938 г., так и позднее»[760]. 29 августа Фирлингер довел этот факт до сведения заведующего IV Европейским отделом НКИД Н. В. Новикова и добавил, что, «по его мнению, успешное завершение переговоров зависело, по-видимому, от того, что Бенеш воспользовался заявлением т. Молотова по этому же вопросу и тактически использовал его в разговоре с Иденом»[761]. 2 сентября 1942 г., уже после поездки в СССР, Черчилль в письме на имя Бенеша подтвердил решение британского правительства[762]. Англичане готовы были дистанцироваться от «Мюнхена», но лишь при сохранении их правовой оценки его изначальной действительности, т. е. фактически они не отозвали свои подписи под Мюнхенским соглашением и не осудили его. Концепция континуитета Чехословакии столкнулась тут с представлениями английского МИД о преемственности внешнеполитической линии Великобритании.

Однако Бенеша в то время устраивал компромиссный характер ноты Идена от 5 августа. Не последовало возражений и со стороны СССР. Еще 13 июля в беседе с Богомоловым президент информировал его о ходе переговоров с англичанами по вопросу о «Мюнхене» и согласованной с ними формулировке. По словам советского посла, заявление Молотова о признании домюнхенских границ Чехословакии «имеет обязательный характер» и что «английская формулировка означает примерно то же самое». На вопрос Бенеша, намерен ли СССР подтвердить свою позицию письменно, Богомолов ответил, что в этих вещах необходимо учитывать позицию Англии, и что в случае ее письменного заявления проще это будет сделать и Москве[763]. То же самое Богомолов заявил и Рипке 27 июля: «Я уже дал Вам заверение, что советское правительство [высказывается] за восстановление Чехословакии в домюнхенских границах. Это – официальная точка зрения, и ничего не меняется оттого, что из тактических соображений, особенно учитывая позиции Англии, мы Вам не говорим об этом публично или посредством особой письменной ноты»[764]. 29 сентября Фирлингер передал В. А. Зорину (IV Европейский отдел НКИД) ноту Идена от 5 августа и выразил пожелание, чтобы «советское правительство, подтверждая получение данной ноты, выразило бы еще раз отношение Советского Союза к мюнхенским решениям в отношении Чехословакии, чтобы, как он выразился, „зафиксировать для истории уже известную чехословацкому народу позицию СССР“»[765]. Однако прошел почти месяц, прежде чем Молотов направил Фирлингеру соответствующее письмо, предварительно согласовав его текст со Сталиным. «Прошу утвердить этот ответ чехам о Мюнхене. Молотов. 22.Х», – написано жирным синим карандашом по тексту послания. Здесь же – красным карандашом помета: Ст[алин]. В письме говорилось, что «советское правительство с удовлетворением приняло к сведению факт заключения чехословацким и британским правительствами соглашения по вопросу прекращения действия Мюнхенского соглашения 4-х держав от 29 сентября 1938 г. и всех его юридических, политических, дипломатических и территориальных последствий, происшедших в 1938–1939 гг… Советское правительство, как не принимавшее участия в Мюнхенском соглашении, никогда не считало и не считает себя связанным в какой-либо степени постановлениями данного соглашения». Письмо, датированное 24 октября, было вручено Фирлингеру заместителем наркома С. А. Лозовским 28 октября[766]. В тот же день Масарик и Богомолов обменялись нотами, касавшимися чехословацкого полпредства в Москве, которое обрело статус посольства, Фирлингер получил ранг посла[767]. Следует отметить, что в Справке о советско-чехословацких отношениях в 1941–1943 гг., подготовленной Новиковым 1 июля 1943 г., отмечалось, что заявление советского правительства от 24 октября фактически распространялось «и на вопрос о Тешинской Силезии, захваченной Польшей у Чехословакии вслед за принятием Мюнхенских решений»[768].