Всё кончилось хорошо, но разговор на вокзале Вера Николаевна напоминала Гладкову всю жизнь. Тем не менее на его уроках была осторожна: когда хотела сделать кому-то замечание, многозначительно смотрела на молодого педагога и спрашивала:

– Михаил Николаевич, вы не возражаете? Михаил Николаевич, вы согласны? Я ничего не нарушаю?

Оставив сцену, оставив преподавание, Пашенная жила нуждами театра. Буквально за три недели до своей кончины она пригласила к себе артиста Д. С. Павлова и дала ему несколько рекомендаций, которые стали её заветом новым поколениям.

– Вы уж извините меня, старую дуру, – говорила Вера Николаевна, – что я оторвала вас от дел. Я позвала вас потому, что верю в вас. Вы чудесно сыграли Тихона, по-настоящему; у вас были хорошие работы и раньше, но «Гроза»… это так, как надо… Послушайте меня, умирающего человека… вашего старшего товарища… несколько советов, мыслей, если хотите – творческий наказ… Может быть, он вам и не нужен, а может быть, что-нибудь пригодится…

Ещё раз извинившись, Пашенная продолжала:

«– На сцене важно что, а не как, – на словах „что“ и „как“ Вера Николаевна сделала ударения в только ей свойственной манере – темпераментно, громко, с характерным движением головы, плечей и рук. – К сожалению, многие артисты роль кладут на темперамент, на язык. Хотят покрасоваться. Это же ерунда, чушь. Главное, во имя чего. Что ты хочешь сказать этой ролью? А для этого надо знать изображаемого человека, знать с детства всю его жизнь. Нужно проникнуть вглубь человеческого существа, в суть образа. А они думают – важно выучить текст роли и, вызубрив его, произносят, не понимая, что говорят (она опять сделала ударение на слове „что“). Нельзя открыть рта, пока не понял, что ты говоришь. Думать надо, думать. Не думают над ролями, а ведь мысль – это главное.

Ведь роль, образ надо открыть, родить, создать… Если этого нет, не чувствуешь – не надо браться за роль. Роль надо открыть, как бутылку хорошего вина. Наше дело требует полной отдачи всего себя. Ведь ради сцены и жить-то надо…»

Это был гимн театральному искусству и сцене, которым великая актриса посвятила всю свою жизнь[42].

Бегство. В марте 1771 года на Суконном дворе сразу умерло сто тридцать человек. Чума, занесённая в старую столицу прошедшей осенью, вступала в свои права.

Близость смерти никак не утраивала двадцатитрехлетнего гвардейца Гавриила Державина, весело гулявшего в Москве четвертый год. Да так весело, что спустил все накопления матушки на деревеньку – символ дворянского благополучия. Представление о жизни в Первопрестольной солдата Преображенского полка даёт его стихотворение «Раскаяние»: