Близкое (очень близкое!) окружение Пастернака не разделяло его увлечения драматургией. Ивинская писала дочери: «Ой, Ирка, а „классюша“ пишет пьеску про становых и податных инспекторов. Просто беда. И про земских начальников. Ужас».
Понимая, что его жизнь неумолимо идёт к финалу, Борис Леонидович спешил, полагая, что его последнему детищу уготован так желаемый им театральный успех:
– Подбадривая себя, он часто повторял, что находится в счастливом положении, ибо освобождён от необходимости привлекать к своему новому труду внимание – успехом романа[47] ему наверняка обеспечен горячий приём, поэтому остаётся одно – написать. И боролся буквально за каждую свободную минуту. «Надо, надо работать, надо работать!» – как заклинание, повторял он.
Не успел!
«Весна начнётся в июне». 4 ноября 1943 года в Большом зале Консерватории проходила генеральная репетиция 8-й симфонии Д. Д. Шостаковича. Это было событие в культурной жизни столицы, на прослушивании симфонии присутствовали знатоки и ценители серьёзной музыки. К таковым относился Б. Л. Пастернак. Он сидел в шестнадцатом ряду у прохода, прямо за ним – драматург А. К. Гладков. Александр Константинович пришёл с хорошим известием и поспешил поделиться им с соседом напротив.
«Весна начнётся в июне».– Наши войска ворвались в Киев.
Борис Леонидович живо обернулся и воскликнул:
– Что вы говорите? Поздравляю вас!
Новость оказалась несколько преждевременной, но тогда вся страна жила событиями с фронтов и торопила их.
Из консерватории возвращались вместе. Вышли на Большую Никитскую и разговорились. Гладков под впечатлением музыки вспомнил младшего брата, который уже шесть лет томился в одном из колымских лагерей.
– Товарищ по несчастью, – рассказывал драматург, – поэт и критик Игорь Поступальский, подарил ему в день рождения истрёпанную книжку стихов Пастернака…
Стихи в лагере! Это интриговало, и Борис Леонидович слушал с большим вниманием, задавал вопросы о заключённых и условиях их содержания. Гладков поделился тем немногим, что знал, а больше – тем, о чём догадывался по немногословным весточкам отверженного.
– Спасибо за то, что вы мне сказали, – поблагодарил Пастернак. – Мне это очень нужно. Спасибо ему за то, что он об этом написал. Спасибо им всем, что они там меня помнят.
…Скоро «оттуда», из другого мира и из другой жизни, Борису Леонидовичу стали приходить письма близкого ему человека – Ариадны Эфрон, дочери М. И. Цветаевой. Вот выдержки из некоторых посланий поэту, искавшему правду.
«Дорогой Борис! Я боюсь, что ты совсем рассердишься, когда узнаешь цель моего письма. Потому что это письмо с корыстной целью. Мне страшно нужны твои переводы Шекспира, в первую очередь „Ромео и Джульетта“. Ты мне присылал туда, но в тех условиях уберечь их не удалось» (01.08.48).