Ленинград, апрель 1942 г.

Была безрадостная весна 1942 года. Унылым и мрачным выглядел голодный Ленинград. Шаткими тенями брели люди, и весна с ее светом и теплом не смягчала их суровых и страдальческих лиц. Нестерпимая голодная тоска читалась в их запавших глазах.

По-прежнему безраздельно царил голод, постоянное чувство страха от рвущихся снарядов, по человеческим пятам ходила сама смерть.

Едва на пригретой солнцем земле стала появляться первая весенняя зелень, как она почти мгновенно уничтожалась голодной человеческой толпой. На улицах, особенно в парках, кладбищах и пригородах бродили ищущие люди. Растительному миру грозило полное уничтожение.

Собирали траву и мы. Сначала искали съедобную, а потом взялись и за любую, ибо всякой уже не хватало на поверхности изрытой и истоптанной земли. Начали рыть корни. Тушеные корни одуванчика напоминали моему голодному желудку вареное мясо, и я с жадностью уничтожала их. Варили суп из корней и листьев подорожника, но он был грубее одуванчиков и уступал ему по вкусу.

Каждый из нас мечтал о работе, связанной со столовой, магазином, продовольствием, а люди, работающие там, казались избранниками, попасть туда не представлялось возможным.

Голодная и унылая, бродила я по городу в поисках работы, временами свет мерк в моих глазах и страшное бессилие и безразличие охватывали тело и разум.

Я мечтала о «хлебной работе». В поиски эти я втянула свою приятельницу В. Она где-то читала историю, но к весне ее преподавание кончилось, да и было, кажется, не особенно удачным. Это была ее первая после окончания университета работа, совпавшая с периодом ужасающей дистрофии, когда мысли о пище заслоняли все остальное.