В распределительном батальоне, где наша группа уже расположилась, была проведена проверка, и обнаружили двух дезертиров.

Мы изрядно струхнули, но делать было нечего, надо было идти представляться лейтенанту. При виде его разъяренного лица мы залепетали что-то о стертых ногах и пережили немало пренеприятных минут, стоя перед ним с виноватыми физиономиями, в то время как он орал на нас, называя нас дезертирами и грозя гауптвахтой и еще бог знает чем.

Накричавшись вволю, лейтенант тем не менее все свои угрозы свел к тому, что лишил нас «дневной порции табака», что просто позабавило нас, лишь бы не хлеба, т. к., очевидно, наш жалкий, истощенный и пришибленный вид внушил ему самому жалость и сострадание. Этим и кончилась наша первая солдатская провинность.

Затем нас повели ужинать, а за ужином выдали дневную порцию пищи, с которой мы незамедлительно справились с величайшим удовольствием.

Спали на голых нарах, без всяких спальных принадлежностей, положив под головы свои жалкие узелки. Прожили так несколько дней. Бесконечно составлялись всевозможные списки, проводились осмотры, бани. Кормили отлично. Мой желудок превосходно справлялся с таким неожиданным обилием пищи, а у В. – прихворнул, и вся она как-то скисла и поникла.

Наконец, нас распределили по группам и однажды жарким, знойным днем повели на очередной распредпункт. После 10–15 км марша мы оказались на опушке леса. С виду скромная зеленая чаща ничем не обнаруживала землянки с кишевшими в них людьми.

Приняли нас приветливо, сразу же заказали повару обед на прибывших. Неизгладимое впечатление оставила эта зеленая опушка, на которой добродушный и румяный повар кормил нас рассыпчатой пшенной кашей с русским маслом и с большой порцией хлеба.

Боже, какой вкусной была эта пшенная каша! Поистине она была божественна. Так в памяти у меня и осталось эта чудесная каша на опушке леса среди молодых березок и елей.

В. едва держалась на ногах, вид у нее был умирающий – страшный скелет, обтянутый кожей желтой и старческой. Трудно было даже определить, кому принадлежал этот скелет – мужчине или женщине!

Вероятно, и я выглядела не лучше. Как во сне совершилось тогда наше расставание. Нас рассортировали кого куда, исходя из наших профессий. Меня направили в полевую хлебопекарню, а ее – в полк.

«Тебе всегда везет, Женька! – сказала на прощанье В. с завистью и грустью. – Ты попадаешь в хлебное царство!»

Вид у нее был удрученный. Так и расстались мы тогда на этой памятной опушке, и пути наши разошлись по великому фронту войны.

10 августа 1942 года