Однажды снаряд с потрясавшим грохотом разорвался уже на нашем дворе. Со звоном вылетели стекла нашего дома, и комья сырой земли шлепнулись в разбитые окна. Но, кажется, и это не испугало нас.

Это было грозное испытание судьбы, и не знаю, удалось бы нам выдержать его, если бы не случилось совершенно неожиданное нечто, что резко изменило наши судьбы: нам вручили повестки в военкомат.

26 июня 1942 г. Парголово

С утра в Парголовском военкомате. Мы растеряны и взволнованны донельзя. Что ждет нас, как это случилось, что мы попадаем в армию!

Что мы будем там делать? В наших представлениях быть в армии – это значить сидеть в сырых мокрых окопах с винтовками в руках, стрелять по врагу, есть из солдатского котелка и обязательно быть убитыми какой-нибудь случайной вражеской пулей. Ходульное и наивное представление людей, не знающих сложного механизма действующей армии. Но откуда было нам, женщинам, знать все это? В моем представлении солдат – это «пушечное мясо», и смерть на войне – нечто совершенно неизбежное. Отсюда наши растерянность и страх. Начались бесконечные процедуры приема: опросы, медицинские осмотры и прочее. Мы были почти уверены, что нас забракуют, куда мы могли годиться – два скелета, обтянутые старой кожей, когда вокруг было так много здоровых деревенских девушек, на лицах которых даже играл румянец здоровья и свежести. Они были тоже взволнованны и шумливы.

Мы выделялись истощенностью. Жадно прислушивались к вопросам, связанным с питанием, и с удовлетворением и восторгом узнавали, что в армии кормят хорошо, что там карточек нет, что карточки никуда сдавать не нужно. Разговоры о пище прогнали наши опасения перед холодными окопами и смертью, и мы ожили. Страхи куда-то исчезли, и нами овладели лихорадочные мысли, как использовать имеющиеся у нас на руках продовольственные карточки, получить по ним за оставшиеся дни июня продукты.

Не обошлось без добрых советов: нам предложили забежать в магазин и получить по карточкам хлеб и другие продукты. С этого момента мы только об этом и думали, как выбрать момент и отлучиться. Но уйти было трудно. Нас продолжали оформлять в военкомате и только к концу дня, наконец, выстроили всех. Команду над нами принял молодой лейтенант, явно смущающийся при виде такой команды. Многих девушек провожали родные – шуму, суматохе не было конца, чем мы и воспользовались, и когда, наконец, строй двинулся, нырнули в сторону. Отстав немного, мы забежали в один магазин, потом в другой, пока, наконец, у нас в руках не очутились хлеб на несколько дней, масло, колбаса и 300 г гороха. Сначала ели все это на ходу и, наконец, засели в каком-то придорожном овраге и просидели там до тех пор, пока не уничтожили все имеющиеся у нас продукты, включая и сырой горох, и макароны. Только тогда, когда ни крошки не осталось из съестного, стали думать, как нам догнать строй. Тут мы начали упрекать друг друга в обжорстве, отсутствии всякой дисциплины и так, ругаясь и вздыхая, побрели до пункта назначения с опозданием на два часа.