Две статьи, которые Екатерина позаимствовала у Монтескье, были исключены из финального опубликованного документа. В одной заявлялось, что крепостным позволялось скопить определенные средства, чтобы выкупить свою свободу; в другой – что рабство должно быть ограничено до шести лет служения. Кроме того, Екатерина добавила свою собственную мысль о том, что после освобождения крепостные никогда не должны были возвращаться в крепостничество. Этот пункт также был исключен, и ни делегаты Уложенной комиссии, ни другие русские так и не услышали о нем, не читали и не обсуждали его и не действовали, согласно этим словам.

Екатерина не предъявляла прав на оригинальность или авторство. Когда она послала копию «Наказа» Фридриху, то честно написала: «Вы увидите, что, как ворона в басне, я украсила себя павлиньими перьями; в этой работе я в основном объединила различные материалы, лишь некоторые реплики и слова принадлежат мне». Д’Алемберу она призналась: «Ради своей империи, я ограбила Монтескье, даже не упомянув его имени. Если он из загробного мира увидит мой труд, то, надеюсь, он простит меня за это воровство ради блага двадцати миллионов человек. Он слишком любил человечество, чтобы принять это за оскорбление. Его работа – мой «молитвенник»».

«Наказ» был написан в надежде, что усовершенствованный свод законов поможет создать более развитую в политическом смысле, культурно утонченную и эффективную Россию. Этого не случилось. Однако Екатерина адресовала «Наказ» на только Уложенной комиссии, которую она собиралась создать, но и всему образованному обществу в ее империи и заграницей. И когда переводы появились за пределами России, даже при всех их сокращениях, несообразностях и ужасных текстовых заимствованиях этот документ все равно производил сильное впечатление и принес Екатерине широкое одобрение. Переводы на немецкий, английский и латынь появились почти сразу же. В декабре 1768 года Екатерина отправила копию в Ферне. Вольтер притворился, что поверил, будто «Наказ» был полным, подробным сводом законом и объявил, что ни Ликург, ни Солон «не смогли бы создать подобного». Его напыщенные фразы сводились к абсурду, он называл «Наказ» «самым прекрасным памятником эпохи, которая принесет вам больше славы, чем десять битв, потому что был порожден вашим гением и написан вашей маленькой прекрасной ручкой».

Правительство Франции придерживалось другого мнения. Король посчитал документ настолько опасным, что по его приказу публикация «Наказа» во Франции была запрещена, и две тысячи копий, которые должны были доставить из Санкт-Петербурга в Париж, задержали на границе. Вольтер издевался над французскими цензорами, запретившими эту работу, и заверил Екатерину, что это комплимент, гарантирующий ей популярность. Дидро писал: «Справедливость и гуманизм водили пером Екатерины II. Она реформировала все». Фридрих Прусский назвал «Наказ» «мужественным, смелым сочинением, достойным великого человека» и включил императрицу в число членов Берлинской Академии.