Далее в жизнеописании Тициана следует классический рассказ о визите в мастерскую художника. В Бельведере, по словам Вазари, они, «как это принято в присутствии художника», расхвалили картину. Однако потом, оставшись наедине, обсудили полотно венецианца более откровенно, и Микеланджело совершил ловкий критический маневр: превознося метод Тициана, он сумел точно указать его недостатки. «Говоря, что ему нравятся весьма его манера и колорит, [он], однако, жалел, что в Венеции с самого же начала не учат хорошо рисовать и что тамошние художники не имеют хороших приемов работы». Если бы Тициан получил достойное художественное образование и должным образом упражнялся в своем ремесле, то чего бы он только не достиг, если учесть «его прекраснейшее дарование и изящнейшую манеру»[1409]. К сожалению, Микеланджело достаточно было бросить на картину беглый взгляд, чтобы понять, что левая нога Данаи повернута совершенно неправильно.

Вазари неплохо знал Микеланджело и до публикации «Жизнеописаний», но их дружба явно упрочилась после 1550 года. Он поведал несколько историй об отношениях в те годы, когда он вновь перебрался в Рим. В юбилейном, 1550 году папа дал им особое разрешение совершить традиционное паломничество ко всем семи древним городским базиликам верхом, а не пешком, возможно учитывая почтенный возраст Микеланджело. «И вот, объезжая [эти семь церквей], они на пути от одной церкви к другой вели множество полезных и прекрасных, к тому же подробных разговоров об искусстве»[1410][1411].

Нет сомнений, что Микеланджело высоко ценил общество Вазари, его преданность и безграничное восхищение, которое тот ему неизменно выказывал. В письме, посланном ему в октябре 1550 года, когда он добывал в каррарских каменоломнях мрамор для гробниц, заказанных папой, Микеланджело просит его «возвращаться скорее»[1412]. Однако в даже не всегда достоверных историях о Микеланджело, включенных Вазари во второе издание «Жизнеописаний», содержатся намеки на то, что Микеланджело раздражало обожание, которым окружал его Вазари, хотя он в нем и нуждался. Его отношения с близкими людьми всегда были сложны: с одной стороны, он мечтал о тепле и взаимности, с другой – был склонен замыкаться в себе.

Сочетанием столь противоречивых чувств, возможно, объясняется и его странная, необъяснимая реакция на подарки. Он либо проявлял исключительную благодарность, либо вовсе отказывался от даров. Вазари поведал необычную, хотя и комическую историю об этой причуде мастера. Вырезая-де скульптуры по ночам, во тьме, «устроив шлем из картона, он к самой макушке прикреплял свечу, освещающую таким образом место, над которым он работал, оставляя свободными руки».