Как жили они этот год?

По-разному. Первое время мальчики дичились хозяина. При его появлении в доме ныряли как мышки в норки – прятались от него. Франц держался ровно: никогда не заигрывал, не задабривал, но и, замечая шалости, не позволял себе повышать на них голос.

Иногда он общался с ними через «переводчика»-маму.

– Раишка… – Отчества «Израилевна» он не произносил – не хотел, чтобы это слово случайно вышло за стены дома. – Скажи, пожалуйста, Григорию, что дразнить в вольере собак опасно. Это очень злые твари.

Гришутка сидел затаясь в углу между кроватью и шкафом и настороженно ловил каждое слово хозяина. Однако ему понравилось, как тот сказал: «Григорий».

А с Сашей было так. Франц застал его за шахматной доской. Фигуры были расставлены хаотично, но мальчик, насупив брови, переставлял их, серьезно изображая из себя гроссмейстера.

– Хочешь научиться? – спросил хозяин.

Мальчик от неожиданности, вскочил и как солдат вытянулся перед офицером. Покраснел от неловкости, но кивнул головой в знак согласия.

– Сегодня будет первый урок. Молодец, Александр, шахматы – дело хорошее. Как русские говорят? Мозговатое? – И рассмеялся над своим произношением.

Потом они частенько засиживались за столом. Однажды случилось так, что Саша всерьез свел партию вничью.

– Раишка! Браво! Александр почти выиграл. Значит, будет и победа! Будет? – обратился он к мальчику.

– Будет! – просто ответил мальчик.

– Дай бог! – согласилась Рая.

Победа!.. О чем подумали в эту минуту все трое – никто не знает…

Отношение Франца к мальчикам все больше привлекало их к нему. Рая очень долго держалась в рамках своего положения в доме – домработницы. Неназойливые знаки внимания со стороны хозяина она принимала как благодарность за ее усердие в работе. И только…

Всегда трезвый, Франц как-то за ужином попросил водки. Выпил. Пригласил выпить и Раю. Она, предчувствуя, о чем может зайти разговор, а может, и каковы будут поступки захмелевшего хозяина, сказала «нет!» и ушла.

Не раздеваясь, набросив на себя плед, улеглась на диван неподалеку от детей. Она думала о нем, о Франце… Одинок – вся семья погибла при бомбежке в Потсдаме… Красив… Как он хорош, когда моется над умывальником – торс атлета… А глаза… В них – ласка, нежность… Как все это непохоже на то, что всегда с отвращением видела она в их военном городке в глазах у гарнизонных ловеласов. Там была страсть жеребцов, и только. Да и муж держал ее при себе лишь как украшение, подтверждение его удачливости: карьера, чины, красавица жена… Она испугалась своих мыслей, ее стало знобить. От холода ли?..