Автору этих строк, известной в эмиграции как неутомимой спорщице, явно хотелось бы не только утверждений. Известна ее полемика с Бердяевым о рождении и творении[1153], с Федотовым – о своеобразии русской святости, с Карташовым – о национальной идее русского народа[1154]. На съезде в Буасси, под Парижем, она высказалась против одного докладчика, обвинив его в «мудро– и хитро-среднем равнодействующем выступлении». «Ему нельзя возразить, и это плохо». Докладчиком был председатель РСХД В. В. Зеньковский[1155].

Ее собственные выступления пробуждали бурю мнений и споров. Даже исповедь, как мы узнаем из ее дневника 1930 года, превращалась для нее в «единоборство» с о. Сергием[1156]. Однако это свидетельствует и о возрастающей духовной связи, что можно проследить по записным книжкам начала 1930-х годов. «Отец Сергий – мой духовный отец, я ему всем обязана. Через сто лет его будут почитать, как отца Церкви», – делится она в это время с К. В. Мочульским[1157].

Ее выбор монашеского пути, вызвавший бурную реакцию в среде эмиграции (напомним, что Н. А. Бердяев полагал, что уставное монашество не соответствует ее «свободолюбивой бунтарской природе», а Ф. Т. Пьянов в виде протеста даже не пришел на постриг[1158]), несомненно созрел и принял окончательную форму благодаря беседам с отцом Сергием. Монашество в миру рождается как органичная форма благовествования в современном мире, «активное», «преображающее» творчество, о котором с такой силой пишет отец Сергий в сочинениях 1930-х годов. Именно в этих словах мать Мария обосновывает свой духовный выбор, в частности, в мистерии «Анна» (1938), где монахиня Анна (которой автор вверяет свои самые сокровенные мысли) объясняет свой уход из монастыря сестрам – монашенкам и Архимандриту (в котором можно узнать черты отца Киприана Керна, бывшего священником в основанной ею церкви Покрова Пресвятой Богородицы при общежитии на ул. Лурмель)[1159]:

Это созвучно тому, что о. Сергий писал о «расширении сердца в любви на все кресты человеческие», о возможности «через принятие креста выйти из замкнутости только личной судьбы… участвовать в несении всех крестов мира»[1161]. Эта мысль последовательно и реально претворяется матерью Марией в жизнь, превращая общежитие на ул. Лурмель не только в «Шаталову пустынь» (прибежище для шатающихся, как шутливо называл его о. Сергий[1162]), но и в один из центров духовной и интеллектуальной жизни эмиграции, куда, в частности, перебирается с бульвара Монпарнас религиозно-философская академия, основанная Н. А. Бердяевым. В лурмельской столовой отец Сергий читал доклады, в частности, развивая темы, изложенные в книге «О чудесах евангельских». Эти выступления породили ряд других со стороны отца Льва Жилле, отца Дмитрия Клепинина и матери Марии, объединенных общей темой «О чуде». (Мать Мария, со свойственной ей склонностью к парадоксальным формулировкам, прочла сообщение «О злом чуде»[1163].) Атмосфера этих собраний запечатлена на одной из фотографий, сохранившихся в парижском архиве матери Марии, где можно увидеть о. Сергия, читающего доклад, мать Марию и ее сына Юру, конспектирующего выступление о. Сергия, в окружении слушателей.