Неудивительно поэтому, что, проснувшись поутру в подъезде, он задается риторическим вопросом: «…во благо ли себе я пил или во зло?» Внезапной ссылкой на угличскую трагедию 1591 года: «Не знаем же мы вот до сих пор: царь Борис убил царевича Димитрия или наоборот?» (124), – вопрос «блага» и «зла» попадает в целый клубок тем.

Вина царя Бориса в убийстве царевича Димитрия никогда не была доказана, но слухи жили и распространялись с поразительным упорством: Годунову, безусловно, приписывалась способность к подобному преступлению ради захвата престола. Многочисленные версии «за» и «против» на протяжении веков рассматривались историками. Пушкин принял версию Карамзина, убежденного в виновности Годунова, но сомнение современников отражено и в пушкинской трагедии:

Но едва Борис Годунов вступает на престол, Шуйский полностью отказывается от своих слов:

Почвой для подобной манипуляции была неясность происшедшего, оставшаяся вплоть до наших дней. По официальной версии, произошло непреднамеренное самоубийство: царевич упал на нож во время припадка эпилепсии. Смерть царя Бориса совпала со вторым походом Самозванца на Москву. О возможном самоубийстве царя летописец сообщает: «Пронесся слух, что он погиб от яда, собственной рукой приготовленного»[1107]. Жена и сын царя были убиты по вступлении самозванца в Москву. Сам Лжедмитрий был убит. В этом трагическом эпизоде русской истории сплелись в роковой и нерасторжимый узел мотивы вины, самозванства, самоубийства, убийства и возмездия – сложная и трагическая тематика, которая является сквозной в «Москве – Петушках».

На подходе к ресторану и при его посещении обнаруживается неожиданный конфликт алкоголя и музыки: «Ведь если верить ангелам, здесь не переводился херес. А теперь – только музыка…» Далее между героем и официанткой происходит следующий диалог:

– Будете чего-нибудь заказывать? – А у вас чего – только музыка? – Почему «только музыка»? (127)

– Будете чего-нибудь заказывать?

– А у вас чего – только музыка?