Важно понимать, что все перечисленные тексты – это не конкретные источники, из которых Ерофеев, предположительно, взял букву, а поэтическо-языковой фон для буквы, которую он сделал повторяющимся мотивом в поэме. В авторском сознании вокруг одного элемента могут возникать сразу несколько ассоциаций, и одной из них могло стать звукосимволистское восприятие буквы «Ю», усиливающее эффективность от ее таинственности тем, что она оригинально звучит и уже звучала в важных для русской поэзии и конкретно для Ерофеева текстах. Все это не отменяет загадочности, специально провоцирующей на поиски невозможных точных ответов.

3

В краткой финальной части статьи, объединившей два разнородных сюжета, хочется еще раз подчеркнуть ту общую идею, которая за ними стоит. Эта идея отталкивается от статьи А. Агапова, писавшего о том, что Ерофеев совмещает цитаты, вырванные из контекста, не пытаясь зашифровать свой текст с помощью чужих фрагментов, – ему интереснее дискурсивная игра, сплетение разных языковых традиций. Но на примерах, приведенных в настоящей статье, виден и другой механизм, не менее значимый.

И рецепты коктейлей, и случай с буквой «Ю» демонстрируют, что в основе того языка, на котором пишет Ерофеев, лежит большое количество чужих текстов. И даже за одним элементом – словом, словосочетанием, предложением – может стоять сразу несколько источников. Они, эти источники, иногда составляют единое ассоциативное облако, или шлейф, который придает тексту оригинальную экспрессию, стилистическую эффектность. В отличие от строк, где источник один и устанавливается сразу (например, цитата «метафизический намек»), за многими обсуждавшимися в статье фрагментами стоит синтез чужих текстов, целая литературно-языковая традиция употребления букв, слов или словосочетаний. Эти фрагменты еще сильнее заигрывают с читателями, задают им загадки, запутывают. Именно поэтому в подобных случаях всегда нужно помнить о том, что пытаться распутать их через сюжеты других текстов – это как пытаться приготовить настоящие коктейли из сложных рецептов Венички.

Еще один вывод, следующий из наблюдений статьи, касается поэтического в поэме. Поэзия и поэтическая речь – это стилистическая и смысловая константа «Москвы – Петушков». Она определяет как пародийные, так и более темные и таинственные фрагменты, а когда не определяет, то оттеняет семантически, сталкивается с советской константой, с иными дискурсами. Ерофеев искусно использует репертуар различных словесных парадигм, иногда выводя на первый план одни, а иногда – другие языки и традиции. И в некоторых фрагментах в глубинных языковых слоях обнаруживается то, что соединяется с поэтическим словом, лежащим на поверхности, как, например, в рецептах и в лейтмотивной букве «ю».