Минут через двадцать меня на милицейской машине доставили в ветхое милицейское отделение на окраине города и передали для допроса службе безопасности. Агенты, одетые в штатское, не отличались вежливостью и отказали мне в просьбе вести допрос на моем родном языке. Они хотели узнать, что я делал в Гданьске, почему говорил по-польски и зачем фотографировал. То, что я являюсь вице-председателем комитета по борьбе за права человека Европейского парламента, не произвело на них впечатления. Они мне порядком надоели, и я сказал им, что в Польше пора начинать перестройку. СССР Мог бы много чему научить польскую милицию, сказал я, и им не помешало бы взять уроки учтивости у сотрудников КГБ, которые были гораздо вежливее, когда два месяца назад допрашивали меня в московском аэропорту. Это вывело агентов из себя. Мнение о том, что русская милиция более учтива и цивилизованна, чем польская, вызвало их сильнейшее негодование. Вот тут-то их начальник почувствовал, что пришло время связаться с Варшавой. Я ждал пятнадцать минут в коридоре возле кабинета, пока он рассказывал по телефону, что было проделано, и просил совета, как поступить дальше.

Не знаю, что ответили из Варшавы, но агенты, натянуто улыбаясь, сказали мне, что произошла ошибка, и вернули фотоаппарат и паспорт. Они заверили меня, что молодого парня уже давно отпустили и, раскланявшись, вывели меня через главный вход. Я тут же поймал такси и приехал к церкви св. Бригитты. Прошло всего два часа, как я покинул ее. Я застал Адама Михника и других бывших арестантов, закаленных тюрьмой, и они радостно поприветствовали меня. Наконец-то я стал «одним из них», побывавших в гостях у польских спецслужб, хотя я был там всего час, а они провели в тюрьмах не один год. Я успел выпить за будущее Польши и отбыл вечерним поездом в Варшаву. У гостиницы «Виктория» меня уже поджидали теле- и радиокорреспонденты, желающие узнать, как мне удалось выжить после нескольких минут пребывания в коммунистической тюрьме, и снова мне, стороннику законов для профсоюзов Маргарет Тэтчер, представилась возможность защитить иностранный профсоюз.

Вечером следующего дня, сидя в самолете, летевшем в Лондон, я раскрыл последнюю страницу «Таймс». Мое внимание привлек тревожный заголовок: «Арестован лорд Бетелл». Для столь краткого заточения статья была слишком длинной, но она как нельзя лучше показывала, каким хрупким было политическое равновесие в Польше, как легко его можно было нарушить, и давала мне шанс написать о необходимости помочь движению «Солидарность»[122]. Польская пресса, которой СБ сообщила, что я проник на территорию завода сквозь пролом в заборе, тоже рассказала об этой истории. Меня обвинили в «бесстыдном преступном деянии» и к этому добавили, что даже «не аристократ, привыкший к менее изысканным манерам, находясь в гостях, не ведет себя по отношению к хозяевам как хам и хулиган». Поляк, проникший на британскую угольную шахту во время забастовки шахтеров, писала пресса, также имел бы неприятности с полицией[123]. Тут они оказались правы, но само сравнение было некорректным, потому что я не проникал на территорию завода.