6 апреля перебрались в казармы на Лямбуаштрассе. Не знаю, кто такой сей Лямбуа, но здесь ему установлен памятник и выбита в честь него медаль[992]. Раньше каждый год торжественно праздновали традиционный Lamboyfest[993].

На Лямбуаштрассе нет, кажется, ничего, кроме солдатских казарм и домиков для офицеров. По непонятной иронии судьбы эта улица оказалась единственным уголком Ганау, мало пострадавшим от бомбежек. Здесь почти все цело, если не считать выдавленных воздушной волной окон и дверей. Впрочем, никакой магии тут нет, все можно объяснить легко и просто. В то время как легкие гражданские сооружения валились от сравнительно небольших колебаний почвы и воздуха, солидные казарменные постройки выдерживали напор даже мощной воздушной волны.

Нас, советских граждан, собралось в казарме на Лямбуаштрассе свыше 5 тысяч. Есть тут военнопленные и цивильные, имеются женщины и дети. Напротив, через улицу, в таких же казарменных корпусах живут французы и, в очень небольшом количестве, итальянцы. Их тоже около 5 тысяч. Женщин среди них нет, а посему они часто обращают взоры в сторону русского лагеря. Что же касается голландцев и бельгийцев, то они, не дождавшись организованной репатриации, почти все отправились по домам.

Комнат в нашем корпусе много, но все они не очень велики: самая большая не более 35 кв. метров. Многие ребята выбросили из казармы двухъярусные железные койки и вместо них поставили хорошие деревянные кровати. Положили на кровати перины и пуховые подушки, застелили простынями и пододеяльниками, накрыли постели плюшевыми одеялами и покрывалами. Из офицерских домиков натащили всякой мебели: диваны, кресла, мягкие стулья, круглые столы. В комнатах появились вазоны с комнатными растениями, на окнах — гардины и занавески, на дверях — портьеры, на стенах — ковры и картины. Словом, некоторые хлопцы обставляют свои комнаты с таким комфортом, будто намерены остаться в Ганау на всю жизнь.

Мы с Мыколой Супруном и Михаилом Сердюковым заняли бывшую каптерку. Вся ее обстановка — трехъярусный стеллаж с широкими полками, два стола и небольшой столик. Во всем лагере нельзя найти второй комнаты, которая была бы так же скудно и бедно обставлена. Спим на голых полках стеллажа: внизу — Михаил, над ним — Мыкола, а на верхотуре — я. Матрацев, подушек и простынь у нас нет. Подстилаем под себя пленяжье хольцодеяло, покрываемся другим. Все считают нас чудаками, чуть ли не аскетами, сознательно умерщвляющими свою плоть.

— Ну чего стараетесь, все равно в рай не попадете!

— Плевать хотели мы на рай и Райш. А в комфорте мы не нуждаемся, так как не собираемся здесь задерживаться. Наша мечта — поскорее выбраться из Райша.