24 мая всех бывших русских военнопленных посадили в десятитонки и привезли в Гиссен. Разместили нас в солдатских казармах, спрятанных под сенью густолиственных лесов. Режим, питание и все прочие условия здесь совершенно такие же, как в Фульде. Живем мы за штахельдратом и поэтому понятия не имеем о Гиссене, о его красотах и достопримечательностях. Впрочем, от этого центра Обергессена, некогда славившегося своим старинным университетом, мало что осталось. Во всяком случае, мы видели вокруг себя одни только руины, когда проезжали по улицам города.

Говорят, что где-то здесь проходит межзональная граница. Это можно заметить уже с первого взгляда, ибо с самого раннего утра до поздней ночи по лагерю слоняются стайки американских и британских солдат. Несмотря на общность происхождения, они мало похожи друг на друга. Удивительно, как они отклонились от генотипа, причем не только в характерологическом, но и в физическом отношении. Поражает и тот факт, что американцы и британцы не проявляют какой-либо взаимной склонности или привязанности.

У нас сложилось неважное впечатление о сынах Альбиона. Они слишком сдержанны, чопорны, чрезмерно строги и сухи, а порой даже неучтивы и нелюбезны[1001]. Британцы редко заговаривают с нами. На самые сердечные приветствия русского, француза, итальянца, голландца, чеха, поляка либо гражданина какой-нибудь другой континентальной державы они отвечают едва заметным кивком головы. Впрочем, из этого правила есть исключение: при встрече с американцем британец как-то невольно склоняет выю, а на его бесстрастном лице обязательно промелькнет подобие улыбки.

Да, британцы совсем другие люди. Они не идут ни в какое сравнение с американцами. Недаром все наши ребята в один голос твердят: «Что там ни говори, а у американца русская душа!» Возможно, в этом есть доля истины.

Рано утром 28 мая нас построили во дворе лагеря. Посадка в машины была назначена [на] 10‐00, но началась она с опозданием на целых два часа.

Тут я имел возможность лишний раз убедиться, насколько преувеличены рассказы об американской пунктуальности и организованности. Нет, по-видимому, никто еще не превзошел немцев в этом отношении.

Но вот, наконец, большие открытые машины с прицепами поданы. И как раз в этот момент сквозь толпу проталкивается Мария Ленинградская. Она радостно, как самого близкого и родного, приветствовала меня. Мария уже давно в Гиссене, а я не знал этого. Как жаль! Ведь я так жаждал встретить кого-либо из дармштадтцев и поговорить о тех, кто «verschwand» und doch «wird mir zu Wirklichkeiten»[1002].