К началу 1960-х относится начало публикаторской деятельности Кузьминского. В 1962 году им совместно с Г. Л. Ковалевым и Б. И. Тайгиным был подготовлен сборник Бродского, изданный в 1965 году без ведома автора и составителей на Западе[631]. Именно с 1962 года и следует вести отсчет издательской практике Кузьминского: в конце 1962 года созданным тогда объединенным издательством «КаКа» и «БэТа» были изданы два выпуска «Антологии советской патологии»[632], включившие в себя стихи ленинградцев Бродского, Бобышева, Рейна, Наймана, а также Н. М. Рубцова, Э. М. Шнейдермана, А. Ф. Домашёва, А. С. Морева, самих Кузьминского и Тайгина, а также москвичей С. Я. Красовицкого, В. К. Хромова, В. П. Бурича… Это издание, названное Кузьминским через 30 с лишним лет «нахальным» [Орлов 2016: 151], видимо, имело цель объединить неподцензурных поэтов Москвы и Ленинграда и представляло каждого автора одним текстом.
В архиве Ф. И. Якубсона, кинорежиссера и второго мужа вдовы Аронзона Риты Пуришинской, сохранилась переплетенная машинописная книга стихов Кузьминского «Вавилонская башня» (1972) с дарственной надписью на титуле: «Rita, мне грустно. Я люблю Вас, люблю Лёню, и всё слишком поздно, поздно, поздно… И всё – nevermore. // Const.». Сам факт присутствия Кузьминского в доме покойного поэта весьма красноречив: активный публикатор занят сбором материалов и старается уловить то, что питало творчество интересующего его автора. Личные впечатления будут впоследствии поданы переосмысленными, отчасти мифологизированными в духе общей концепции. Знакомство со вдовой поэта позволяло расширить ракурс преподнесения текстов потенциальному читателю, включив то, что может быть почерпнуто не только из стихов. Вспомним также, что в АГЛ Пуришинская названа, наряду с Эрлем, источником материалов для публикации[633].
К моменту дарения своей самиздатской книги знакомство Кузьминского с Аронзоном, которого уже два года не было в живых, насчитывало больше 10 лет. Судя по рассказу Кузьминского, молодые поэты были уже знакомы к моменту, когда с Аронзоном случилось несчастие в летней геофизической экспедиции 1960 года на Дальний Восток: инфекционное заболевание едва не стоило ему ампутации ноги или даже жизни. По тому, как главный составитель АГЛ подает факты злополучной экспедиции, можно сделать вывод: будучи прекрасно осведомлен о молодой поэзии Ленинграда, Кузьминский не мог не знать Аронзона, его стихов и раньше, тем более что сам косвенно сообщает, что познакомил их Бродский. Кузьминский «неутомимо шатался по литобъединениям в поисках небанальных поэтов» [Шнейдерман 2005: 19]. До 1975 года, до самого отъезда в эмиграцию, им было предпринято издание нескольких самиздатских коллективных сборников: помимо уже упомянутых «Антологии советской патологии» и «Живого зеркала» (1972–1974), отметим также антологию прозы «Лепрозорий-23» (1975). Кроме того, до эмиграции Кузьминский входил в редколлегию по подготовке антологии «Лепта» и участвовал в отборе и обсуждении текстов. В последние две антологии входят и тексты Аронзона: четыре прозаических произведения в антологии «Лепрозорий-23» и подборка в антологии «Живое зеркало», которой предпослано предисловие, значительно расширенное в АГЛ. Если в «Живом зеркале» Кузьминский объясняет отсутствие интереса к ранним стихам Аронзона тем, что они до 1964 года «сильно отдавали Бродским», то в АГЛ о том же периоде говорит, что тексты того времени (со второй половины 1950-х до 1964 года) «отдают – то Найманом (“Павловск” – наймановское “Из дождей” и наймановский “Павловск”), а уж вышеприведенный текст