Выглянуло солнце, меня утащили гулять. Кончаю это письмо уже вечером. Дом, где я живу – на горе. Внизу сейчас орут лягушки, кричит филин, поет соловей. А наверху – огни лестницей: маленький средневековый городишко, узенькие улички, ворота, арки, небольшой замок посередине. Место – чудесное. Жаль только – далеко от моря, летом бы куда-нибудь к воде поближе. Впрочем, до лета еще много воды утечет – далеко не заглядываю[484].

29 апреля он писал Ремизовым, что за последние полгода очень устал от новых людей и впечатлений, поэтому сейчас наслаждается тишиной и покоем. На следующий день они собирались ехать в Ниццу, чтобы отстоять на пасхальной заутрене в русском православном соборе[485].

Почти сразу после приезда на юг Замятин попросил Познера попробовать опубликовать недавно написанный им очерк «О моих женах, о ледоколах и о России»[486]. Эта статья вышла только 4 января 1933 года в «Marianne», но, очевидно, была написана в первые недели его пребывания в Париже. Один из самых замечательных его очерков начинается с признания, что у него есть две жены: техника и литература. Это вновь было сознательной отсылкой к известному высказыванию Чехова о том, что у него есть две жены – литература и медицина. «И сегодня я хочу изменить литературе со своей старой, технической женой: я хочу написать… о ледоколах». Ледоколы были особыми русскими судами, всего их было построено лишь двенадцать, и в основном за границей. Их задачей было создание новых путей между Европой и Россией. Поскольку сам Замятин часто принимал непосредственное участие в их строительстве, они тоже стали его «детьми». Он с нежностью описывает, как ледокол прокладывает себе дорогу сквозь льды своим тяжелым и тупым носом – в этом процессе он видел воплощение типичных черт самой России:

Россия движется вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь – неровный, судорожный, она взбирается вверх – и сейчас же проваливается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется, разрушая. <…> Русскому человеку нужны были, должно быть, особенно крепкие ребра и особенно толстая кожа, чтобы не быть раздавленным тяжестью того небывалого груза, который история бросила на его плечи[487].

Россия движется вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь – неровный, судорожный, она взбирается вверх – и сейчас же проваливается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется, разрушая. <…> Русскому человеку нужны были, должно быть, особенно крепкие ребра и особенно толстая кожа, чтобы не быть раздавленным тяжестью того небывалого груза, который история бросила на его плечи[487].