Он прислал Куниной-Александер свой текст «Lettres russes» («Русской литературы») – статьи, черновик которой был написан им на французском языке, – еще до ее публикации в «Marianne» 15 апреля[557]. Выбор русских военных романов в качестве темы статьи, рассчитанной на французских читателей, он насмешливо оправдывал их близостью политической атмосфере того времени:

По всей очевидности мы находимся накануне блистательной демонстрации последних достижений человеческого гения: стратосферные снаряды, смертоносные лучи и т. д. Все готовятся к войне, о ней говорят, о ней пишут повсюду. Даже в СССР, который первый настаивал на немедленном разоружении и который по иронии истории может стать первой страной, втянутой в войну. За последнее время там появилась целая серия романов на военные сюжеты, и если Фрейд прав, когда говорит, что мечты и искусство равно служат для освобождения от навязчивых идей, то это весьма знаменательный факт.

По всей очевидности мы находимся накануне блистательной демонстрации последних достижений человеческого гения: стратосферные снаряды, смертоносные лучи и т. д. Все готовятся к войне, о ней говорят, о ней пишут повсюду. Даже в СССР, который первый настаивал на немедленном разоружении и который по иронии истории может стать первой страной, втянутой в войну. За последнее время там появилась целая серия романов на военные сюжеты, и если Фрейд прав, когда говорит, что мечты и искусство равно служат для освобождения от навязчивых идей, то это весьма знаменательный факт.

Признавая, что русские произведения, которые он собирался рассматривать, уступали таким шедеврам, как «На Западном фронте без перемен» Ремарка, он отмечал, что тем не менее они «…достоверно свидетельствуют о современном состоянии духа в СССР, где наряду с пламенным интернационализмом родился новый вид патриотизма»[558].

Кунина-Александер продолжала посылать Замятину свои произведения, чтобы узнать его мнение о них. В подробном ответе, отправленном ей 7 мая, Замятин пишет: «Самый большой Ваш порок в том, что Вы – слишком умны, а поэзия, как Вам известно – “должна быть глуповатой”. Хорошо Пильняку или Толстому, которым эта счастливая глуповатость дана от рождения, а каково нам с Вами? Беда!» По его мнению, герой ее сказки «Красная феска», действие которой происходило в Сараево, отличался излишней рациональностью в мотивации и поступках. «Долго не отвечал – потому что занят был до одурения: запечен в слоеном пироге из трех кинематографических работ, одновременно свалившихся на меня – и все, как водится – спешные и срочные». Кунину-Александер, очевидно, несколько расстроила его критика, и через две недели ему пришлось написать ей снова, уже со словами поддержки[559]. Между тем он все еще надеялся, что с постановкой «Блохи» что-нибудь получится.