Письма продолжались: минимум одно попалось на глаза жене и в очередной раз испортило ей настроение. В конце апреля Брюсов уехал в Ригу — очевидно, использовав для предлога поездку в Петербург на переговоры с Гржебиным — где проводил время с Вульфарт. 2 мая они прислали Шапот открытку из Зегевольда (ныне Сигулда), где похоронен Коневской: «Неизбежно и неизменно образ Ваш с нами, ибо мы двое — всегда неразлучны с Вами. Жалеем очень, что Вас нет с нами в эту минуту расплавленного солнца на закате и свежего изумруда весны. Вечер, веранда, вино, вдвоем, — ах, есть много хороших слов на
Возможность новых встреч дала им война. В Вильно Брюсов написал стихотворение «Еврейским девушкам», упомянув Тальсен, где жила Вульфарт. Он заехал сюда в конце августа 1914 года и увез ее в Варшаву, где помог поступить в консерваторию. Когда Валерий Яковлевич снял комнату на Мазовецкой, Мария стала его спутницей, но с возвращением поэта в Москву они расстались.
В апреле 1915 года из Варшавы начали высылать лиц, приехавших туда после начала войны. Вульфарт попала в эту категорию, но не хотела уезжать вслед за родственниками, перебравшимися в Воронеж и вскоре потерявшими с ней связь. 8 июля Мария известила Брюсова: «Валюся, я решила остаться. Совершенно немыслимо мне уехать». Затем ее следы исчезают на несколько лет. 17 июля 1917 года Вульфарт послала Брюсову через «Общество польских евреев» просьбу о присылке денег; судя по приложенной расписке, 8 августа он отправил ей 100 рублей. Следующая весточка пришла летом 1918 года из Варшавы: «Уже минуло 3 1/2 года с тех пор, как не имею известий от моих родителей, а также от родных и знакомых. Это очень печально и очень больно. Неужели Вы никак не могли мне несколько слов написать. […] Сейчас нахожусь в больнице, ибо нервы мои ужасно сдают. […] Умоляю Вас, Валерий Яковлевич,