«Брюсов стойко делил с нами многие невзгоды, — вспоминал бывший студент, историк литературы Борис Пуришев. — Мы это хорошо понимали и еще больше уважали его за это. […] Из-за нехватки дров институт отапливался не каждый день. Мы одевались по возможности теплее. Сидели на белых с золотом стульях в полушубках, тяжелых зимних пальто. […] Брюсов, одетый в шубу, рассказывает нам об античной литературе. Холодно. Вдруг открывается дверь, и заместитель ректора по хозяйственной части торжественно вносит в аудиторию охапку дров. Не мешкая, начинаем разжигать камин. Но дрова шипят, дымят и не хотят гореть как следует. Постепенно комната наполняется едким густым дымом. Сидеть на стульях уже нет никакой возможности. И вот мы садимся на пол, внизу не так дымно, садится с нами и Брюсов, и лекция продолжается»^{10}.

Ректор привлек во ВЛХИ, включавший творческое и инструкторское отделения, лучших специалистов по истории и теории литературы. О советизации института Брюсов заботился лишь настолько, насколько это требовалось для его функционирования. Заместителем ректора стал бывший председатель московского Религиозно-философского общества Григорий Рачинский, известный златоуст. «В Москве искони было два типа заседаний: под лозунгом „караул“ и под лозунгом „Ай-люли“, — писал Белый. — на „караульных“ собраниях председательствовал Брюсов, на „ай-люлийных“ — Рачинский»^{11}. Священнику Сергею Соловьеву Брюсов передал свой курс «Латинский язык в связи со сравнительным языкознанием». В 1922 году они встретились после долгого перерыва: Соловьев подарил Брюсову издание шуточных пьес своего знаменитого дяди с инскриптом «от старого почитателя и принципиального противника», получив в ответ «В такие дни» как «память давней дружбы» (собрание В. Э. Молодякова). Лекции по литературе XIX века читали Мстислав Цявловский, Валериан Переверзев и мастер на все руки Петр Коган (он же вел обязательный исторический материализм). Античную литературу преподавал сам ректор, западноевропейскую (вводный курс) — Коган, немецкую — Рачинский, итальянскую — Шервинский, французскую — Марк Эйхенгольц, языкознание — Алексей Пешковский, русский язык — Дмитрий Ушаков. Юрий Соколов читал курс по народному творчеству: заметив сначала, что «учреждение не внушает особого доверия», позже он констатировал, что лекции «прошли с огромным успехом» и «сопровождались аплодисментами»^{12}. Основное внимание уделялось теории литературы и творческим классам, которыми руководили Брюсов (поэзия и курс «Энциклопедия стиха»), Константин Локс (проза и курс «Теоретическая поэтика»), Леонид Гроссман (критика), Волькенштейн (драматургия) и Рачинский (художественный перевод). Программа не замыкалась на словесности: проректор Михаил Григорьев читал лекции по логике и психологии, Алексей Сидоров — введение в искусствознание, а сам Валерий Яковлевич факультативно преподавал… историю математики^{13}.