У меня возникало такое чувство, что я связан с особой исследовательской лабораторией Человека, в результате деятельности которой видна вся несостоятельность советско-бехтеревской академической институциональной структуры, появляется понимание глупости интеллигентско-шлепнявского восторга от феномена человека Терьяр де Шардена или исключительно религиозного оправдания вечного человека Г. К. Честертона. Становилось очевидно, что можно преодолеть трудности организации групповой работы гурджиевского типа или всего того, что только возможно.

Работа в лаборатории проводилась просто. Вот человек, вот выпивка, вот слова и действия человека. Вот песня.

Песенное творчество Головина неизбежно будет переосмысляться по причине ностальгии пытливых людей понять особую судьбу барда, поэта, певца и композитора. Самое интересное, что Женя на каком-то этапе сам попытался сделать это, написав книгу о себе, а заодно и об одном оригинальном рокере.

Естественно, что его песни требуют серьезного исследования. Единственная сложность состоит в том, что в настоящее время у нас нет человека, способного оценить это громадье музыкально-поэтического мифотворчества.

Я слышал почти все песни Евгения Всеволодовича в разных ситуациях и с разными исполнителями, но могу сказать, что мистериальные аберрации имели место только в авторском исполнении. Представьте себе вечеринку, на которой без конца (потому что вечеринки часто перетекали в следующий недопетый и недопитый вечер) играются и поются только несколько песен. Например, несколько головинских, пару Вертинского, Алеши или Лещенко. Женя редко пел Димитриевича, тогда мы его включали, и происходило нечто. Создавалось впечатление, что все авторы и исполнители как будто договорились между собой, чтобы разбудить у присутствующих эмоциональную часть спящей души, и это им почти всегда удавалось. Причем иногда Женя становился Вертинским, а Алеша, например, Женей. Естественно, часто рвались струны, но Женя всегда доводил всех до состояния экстаза или умиления даже на одной струне. Я бы предложил будущим критикам подумать о рейтинге: Алеша Димитриевич, П. Лещенко, Е. Головин, Вертинский.

Где-то в альманахе «Splendor Solis» или в коллекции книг черной фантастики «Гарфанг», которые вел Евгений Всеволодович, я прочитал в его переводе замечательную фразу, что наша жизнь — это сон, который видим даже не мы, а кто-то другой. А где же то, что мы называем жизнью? Скажи кому-то, что ты не живешь, и он тотчас набросится на тебя с кулаками: «…он вдруг упруго сожмется и прыгнет как бешеный пес». Хотя мне больше нравится песня «Слушай, утопленник, слушай».