Светлый фон

Мне кажется, чтоб мои письма к Вам были сколько-нибудь интересны и чтоб сколько-нибудь могли Вас развлечь, потому я пишу иногда разные посторонние вещи, которые могут Вас занимать. И теперь я рассказала бы Вам что-нибудь, но сегодня устала и притом поздно уже, а завтра рано нужно посылать письма на почту.

Недели через три поеду в Москву держать экзамен, остановлюсь у начальницы гимназии женской, увижу близко и юношество, и пастырей. Там моя двоюродная сестра учится[198]. Я подарила ей Вашу книжку «Катакомбы», которая ее увлекла, хотя до этого времени девчонка (14 лет) ничего никогда не читала. Книгу она взяла с собой в пансион. Увижу Новосильцевых и буду говорить с ними о Вас. Какая это девушка будет жить с Вами? Русская она или француженка?

Прощайте. Целую Ваши руки.

Если б Вы были близко, то просила бы Вас перекрестить меня, но образок Ваш со мной, я с ним не расстаюсь и часто на него смотрю.

Ваша Полинька.

Р. S. Читаю книги, Вами рекомендованные: историю Англии par Bonnechose[199]. Книга очень хорошая. Lavallée история Франции, что Вы мне купили, была тяжелее, войны и разные битвы в ней с такими подробностями большими описаны, но книга эта принята очень во всех учебных заведениях в Москве.

Всегда Вас буду о книгах спрашивать.

А. П. Суслова – Е. В. Салиас // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 21.

А. П. Суслова

 

Иваново. 24 сентября [1866]

Иваново. 24 сентября [1866]

Очень и очень Вам благодарна за Ваше милое последнее письмо, за то, что Вы довольно много написали о себе. Понимаю, как Вам должно быть скучно в Фонтенбло, в обществе, которое Вы описываете. Я и прежде слыхала от Вас несколько о княгине Трубецкой, о ее необыкновенных отношениях к дочери и пр. Но я думала, что хоть прежние знакомые, которые посещали Вас в Версале, навещают Вас часто. А если б Вы сказали причину Вашего горя, ни за что не догадалась бы, я думала, что еще хуже, это хоть и очень нехорошо, но на время. А все-таки это чудеса, да еще нехорошие.

Радуюсь очень, что Вы так неожиданно (для меня) хорошо можете устроиться в Версале. Нужно непременно, во что бы то ни стало нужно Вам в Версаль, когда так.

Что я Вам могу рассказать, тоже не хорошо, было бы смешно, если б это было частное, исключительное явление. В конце прошлой зимы несколько петербургских юношей горевали о том, что они, студенты (кажется, все мед. академии), проживают в день по 30 коп. Тогда как простые работники проживают только 15 к., следовательно, студенты проживают лишнее и чужое. Собралось этих студентов двадцать человек и решились они во что бы то ни стало заплатить петербургским работникам (народу) эти 15 коп. Положено было бросить Университет, идти куда-нибудь в необитаемую землю и там основать колонию. Ученье, разумеется, было брошено, только и делали юноши, что говорили о будущей колонии, да рассчитывали, как будут там жить. Пошли к какому-то генералу просить необитаемой земли, тот обещал. Теперь рассуждалось: каким образом устроить любовные дела? (Половые отношения, как говорят они, ибо слова: брак и любовь – между ними, – всеми нигилистами вообще, – не существуют, – все заменяется отношениями, на словах и на деле.) Решено было взять каждому по женщине, которая могла бы работать вместе с мужчинами полевые работы. Труд предстоял немалый, так как не было ни скота, ни инструментов, все предполагалось делать руками, но никто не отчаялся и не отступал. Но когда подумали, что через год народонаселение может увеличиться на двадцать человек и работы двадцати женщин прекратятся, – задумались, но не подумайте, что смутились и упали духом, – нисколько. После разных вычетов и соображений решили ограничить количество женщин: приходилось взять одну женщину, и такая женщина, которая решилась пожертвовать собой для пользы общей, нашлась. Отправились к генералу, обещавшему землю, но тут подошло 4 февраля, и генерал выгнал этих колонистов. Будут они или нет теперь возобновлять свои планы, неизвестно. Все это я передаю Вам буквально, так, как слышала, даже почти теми же словами.