Вы еще о чем-то меня спрашивали, но я забыла, а письма Вашего под рукой не имею, как я его потеряла, сейчас расскажу. На днях к брату моему явилась полиция с приказом высшей Петербургской полиции обыскать его и отобрать все бумаги. У него нашли только одну ничтожную записку и в досаде на это или следуя логике Прелата, предводителя альбигойских войн[196], который на вопрос офицеров, что им делать с католиками, когда они найдутся в числе еретиков, отвечал: «Бейте всех, на том свете Господь разберет, кто прав и кто виноват», захватили и мои бумаги, все до последнего лоскутка, не исключая тетради с адресами моих знакомых, счета из лавочки и прочих важностей.
«Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно».
Что Вам сказать о впечатлении того зрелища, когда неизвестные люди [роются?] в Вашем грязном белье, перебирают дорогие Вам письма? Из Ваших писем взяты все до одного, которые когда-либо я получала, потому что с этими письмами я не расставалась никогда, то же случилось и с письмами моей сестры. В письмах этих, конечно, ничего нет, но, знаете, какие бывают иногда комбинации. Я бесконечно рада, что те, которых я наиболее люблю, далеко, что касается до меня лично, я, кажется, достигла того спокойствия, которого мне желала в старые годы одна англичанка: «Спокойствия, которого свет не может ни дать, ни отнять». Страдали и умирали от преследований люди получше нас; правда, они страдали за что-нибудь, оставили память хорошую и сделались примером, а ведь мы гуртом захвачены. Это убиение младенцев.
Не успела кончить письмо, дописываю в вокзале железной дороги. Не знаю, получите ли Вы это письмо, дайте знать как-нибудь, если получите. Адрес мой прежний: В Иваново Влад. Губ.
Желала б я теперь, чтоб Вы меня перекрестили, но со мной Ваш образок.
Ваша Полинька.
Отец мой получил Ваше письмо, и я Вам об этом писала, но, должно быть, Вы не получили этого письма. Из Москвы еще напишу Вам. Хотела писать маленькую записочку Вашей кузине с просьбой передать это письмо, но бумаги нет.
Из «дела» же мы узнаем, что 4 июля того же года Суслова обратилась к Лебедянскому исправнику с просьбой вернуть ей забранные при обыске рукописи, среди которых, как она пишет, имеются произведения, приготовленные для печати. Адрес же, по которому она просит их переслать, указывается такой: Владимирская губ., Шуйского уезда, село Иваново. Следовательно, в июле или в августе 1866 г. Суслова из Тамб. губ. уже уехала.