Такова первая стадия дела о Сусловой. Надо думать, что на этот раз обыск особенных последствий для нее не имел: она осталась на свободе, хотя из отобранных бумаг ее видно было, что за границей она находилась в «сношениях с лицами, враждебными правительству»: с Утиным, с Герценом, и что в письмах к ней были «ругательства на Россию» за жестокую расправу с поляками во время польского восстания (письма Салиас).
Дорогая Графиня,
Я писала Вам из дороги, когда возвращались в Иваново, но не знаю, получили ли Вы это письмо. Оно, должно быть, показалось Вам, если Вы его получили, очень бестолково, уж в таком я была тогда настроении. Потом я писала Вам из Москвы, все это было в мае месяце. С того времени со мной ничего особенного не случилось. Живу я спокойно и даже слишком спокойно, так что не чувствую почти, живу я или умерла. Буквально никого не вижу и очень мало чего слышу, только по газетам узнаю, что делается на белом свете.
Я совершенно погрузилась в книжный мир и благодарю Бога, что у меня есть это убежище. Одно только плохо, что книг здесь достать нельзя почти, все нужно купить. Нельзя сказать, чтоб книг здесь совсем не было, купчики даже детей по книжкам воспитывают (точно кушанье готовят), да книжки их мне не нравятся; они любят новенькие книжки по преимуществу, а я читаю теперь только по истории. Впрочем, нельзя сказать, чтоб вообще не было ничего сообщить Вам, но неудобно писать. Что можно написать на каких-нибудь трех-четырех страничках?
В настоящую минуту народ более всего интересуется новыми судебными учреждениями, которыми очень доволен за их ясность и скорость. В газетах большое место занимают описания разных сцен у мировых судей, а это очень занимает и тешит народ, особенно когда передают смешные претензии какого-нибудь допотопного генерала или барыни.
Интересно видеть отношение здешних фабрикантов к работникам: это тоже крепостное право, если не хуже, потому что здесь сила на стороне людей уже без всякого образования и без всяких принципов. Мнения в общественных делах покупаются за довольно дешевую цену: за несколько ведер водки, которые выставляют мужикам в воскресенье, или посредством угрозы не дать работы. Злоупотребления эти гораздо значительнее, чем можно предполагать, но еще, к счастью, у нас богатые мужики боятся становых, исправников и т. п., а то от них бы беда…
Я очень и очень беспокоюсь об Вашем здоровье, так как последнее письмо ко мне Вы писали больная, что было очень заметно и по почерку. К тому же у Вас должно быть много забот личных и других. Еще эта война дурацкая навязалась. Впрочем, может быть, и лучше будет, если все хорошенько подерутся. Неужели будет что-нибудь хуже? А денег, все равно, и без войны у нас нет. Я никогда не перестаю думать о Вас и задавать себе вопросы тысячу раз на день о Вашем положении.